но ему идет, пропорциональные черты, а глаза такие особенные, карие с зелеными вкраплениями под густыми по-женски ресницами смотрели уверенно и нежно. Как же ей захотелось, чтобы он сел рядом с ней, скользнув по щеке ладонью, запустил ее в Викины волосы и поцеловал в пересохшие не только от жажды губы. Она чувствовала, что остро нуждается в его близости.
Но как же так, еще тридцать лет назад, она хорошо помнит, он признавался ей в любви! Почему она не с ним?! Она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. Ах да, это все Лариса! Пока Вика решала свалившиеся на нее проблемы, она, ее лучшая подруга, женила его на себе.
– Вика, ты меня вообще слушаешь? – Федор стоял рядом с больничной кроватью и что-то говорил, но она прослушала. Ей захотелось попросить его сесть, но она не решилась. Дернула рукой, чтобы протянуть ему, но осеклась.
– Спасибо, – вдруг сказала она.
– Чего спасибо? Ты слышала, что я говорил? Больше так не делай. Если чувствуешь себя плохо, звони мне, Ларисе, в скорую помощь, не надо корчиться от боли на кровати и глотать все, что попадется. Хорошо, что хоть в два часа позвонила, в три ты уже не смогла бы. Понимаешь? – он участливо смотрел ей в глаза, добивая.
– Спасибо, – прошептала она.
– Эй, красавица, далеко бежишь? – Вика резко очутилась в настоящей реальности. – Уже восьмой километр пошел, это для тебя лишку будет. Ну-ка, сползай с коняги, – скомандовал Гора Мышц Степан, инструктор тренажерного зала. – Ишь ты, разбежалась.
Следующие полчаса Вика прокачивала свой мышечный каркас на силовых тренажерах, а там уже не помедитируешь. Затем был душ и наконец, испытывая приятную усталость и потягивая воду из бутылочки, она села отдохнуть в раздевалке, завернутая в одно лишь полотенце. Вокруг, как пчелки, жужжали дамочки. Вика прикрыла глаза и прислушалась к разговорам.
– Ну посмотри, ведь пять сантиметров ушло за три обертывания. Это фантастика!
– Ты думаешь, это жир ушел? Ха, это вода. Отеки сошли, потом опять вернутся. Нельзя обертыванием жир сжечь, только состояние кожи улучшить. Так бы все только и делали, что обертывались.
– Миш, ну ты чего?! Мне воспитательница звонит. Ты какого черта не забрал ребенка из садика! Дуй давай! Идиот.
– Ой, и не говори, голова прям от этого болит.
– Нет, лучше манго.
– Так эта скотина мне говорит, что я, понимаешь ли, говядина.
Раздался смех. Вика насторожилась.
– Так и сказал? Говядина?
– Чего ты ржешь? Не просто говядина, а мускулистая, старая, не прожуешь. Вон, сама пощупай, мышцы какие. Ему же хочется нежной молоденькой телятинки, а я старая жилистая говядина. У самого-то пузо висит, боров. Только о жратве и думает. Бросаю тренировки, последний раз меня здесь видишь.
– Если тренировки забросишь, телятинкой все равно уже не станешь, только свининкой, – смеялась дамочка.
– Да иди ты!
– Брось, сейчас пойдем, выпьем, пошалим. Настроение поднимется, – подбадривала подруга.
Вика приоткрыла глаза и посмотрела на
