поворачивая голову в мою сторону. – Слишком много брендивайна, золотце. И чего-то еще. Я порядочно ограбил вчера Птицу.
В прошлый раз мы были только в гостиной, предназначенной для тех, кто пользовался порталом. Сегодня меня повели вверх, на второй этаж. Ступени лестницы чуть скрипели под ногами. Мне было стыдно за такое бессовестное вторжение в чистый, пусть и немного холодный и одинокий чужой дом. Ботинки оставляли мокрые следы на ковровых дорожках, и это заставляло меня чувствовать себя еще более виноватой.
– Тогда зачем ты пошел с нами?
Я прислонилась к стене напротив двери, в которую зашли господа волшебники, и исподлобья уставилась на Ренара.
Тот покосился на дверь, словно прислушиваясь к тому, что происходило за нею, а потом приложил палец к губам, призывая к тишине, и, наклонившись к моему уху, прошептал:
– Из-за тебя пострадал человек. Нет, не дергайся, Мари, все не так… плохо, как могло бы быть. Герхарду невыгодно выдавать тебя. Он насторожен, но не зол, и раздражен он больше тем, что сам не смог снять с парня твое проклятие… или что ты там с ним сделала. Но… – Он приобнял меня за плечи. – Но. Если вдруг возникнут проблемы, лучше, если с тобой окажутся двое взрослых мужчин, чем один маг, который вчера едва не падал от усталости. Ну, не трясись ты так, глупая! Подумаешь, наказала нахала. Что, никогда не била по морде слишком прытких поклонников?
Я замотала головой, истерически хихикая, потому что от самой ситуации хотелось плакать, но Ренару как-то удавалось… переключить меня.
– Н-нет, не била.
– Иногда полезно.
Он хотел сказать что-то еще, но дверь в этот момент открылась, и Кондор бесцеремонно втащил меня в комнату – узкую, темноватую, скудно обставленную, словно тот, кто выбирал для нее мебель, совершенно не думал об уюте. Пахло здесь пылью и затхлостью. У единственного окна стоял небольшой столик с подсвечником, а на кровати рядом с ним – односпальной, с выцветшим и потертым узором на деревянной спинке – сидел тот самый парень, с которым мы столкнулись на крыльце таверны.
– Ой, – беззвучно сказала я, прижимая руку ко рту.
Он смотрел на меня огромными от ужаса глазами и ничего не говорил, только невнятно замычал, когда понял, что я его узнала. На бледном, осунувшемся лице уже не сияла нахальная улыбка, бескровные губы, обкусанные и потрескавшиеся, были плотно сжаты, словно парень пытался справиться с болью.
С минуту мы просто разглядывали друг друга, и я не решилась бы утверждать, кто из нас был больше напуган происходящим, а потом мой обидчик, ставший моей жертвой, попытался что-то сказать, но не смог – и заплакал.
То есть – в самом что ни на есть прямом смысле заплакал. Молча.
Меня бросило в жар, потому что вместо языка в открывшемся рту мелькнуло что-то… в общем, что-то совсем не то, что должно быть. Я понимала, что лучше не смотреть в ту сторону, но какое-то мазохистское стремление вынуждало меня додумывать картину в голове и раз за разом возвращаться
