кондиционеру. Огляделся.
– София Максимовна свой фирменный антрекот готовит. Вы знаете… Это часа на полтора. Как раз до прихода гостей. Может быть, чаю?
– Да, Юлиана, будьте так добры, – взглядом стелил по полу извинения. – Моего чаю, – покаялся вновь.
Юлия, чьё имя хозяйка принесла в жертву престижу, кивнула. Скупой жест, прорва понимания. Оставила еле зримый поклон и удалилась. Бедный Игорь Васильевич. Загодя напялил дурной богатый костюм, потому что Сонечка так велела. Бедный богатый Игорëша. Однажды угодил в трясину провинциального очарования и теперь беден, несмотря на богатство. Удвоил капитал, обнищал счастьем. Жалко мальчишку. Для Юли он всегда мальчишка. А мальчиков надо защищать! За их счастье обязательно бороться, особенно когда точно знаешь, что счастье – это ты.
Стянутая бледным шифоном фигура застыла у столешницы. Не слышала ни кроткую поступь, ни подкрадывающийся аромат бергамота и груши. Взгляд утонул в куске мрамора. Белые прожилки целовались с красной мякотью. Проникновенно. Завораживающе. У влюблённых так не получается. Нет, им-то кажется, что они волшебны, но для свидетелей та магия мощнее рвотного.
Рука опустилась на ряд чёрных клавиш. Побежала, будто наверняка знала, что мелодия оживёт. Рукоятки трепетали. Пальцы неожиданно замерли на середине. Поймали момент. Прижали к ладони. Лезвие проглотило свет. Красовалось, как в последний раз. Острие не столь тщеславно: едва вся действительность сумела уместиться на клинке, оно ринулось к плоти. Кровь бросилась россыпью. Капли, точно и не были знакомы друг с другом, трусливо и одиночкой хватались за столешницу, запястье, за бледный шифон. Соня уронила голову.
– София Максимовна, – Юля старалась остаться верной беспристрастности, но её верхняя губа упорно ползла вверх, – вы бы переоделись.
– Я и так переоденусь, когда гости придут, – хозяйка закатила глаза: ох уж эта челядь. Не в состоянии отличить домашнее платье от того, за которое выложили чей-то годовой доход, дабы прожить в нём всего вечер.
– Как скажите, – экономке слишком мало хотелось умываться чужим раздражением: морщины не деньги, бывают лишними, просто первые в отличие от вторых избыточны уже на этапе мысли.
– Мясо я сама сделаю. Мне помощь не нужна, – Сонечка уставилась на раненый кусок.
– Я помню, – Юля прошла к шкафчику, достала кружку. – Гарольд Васильевич чай захотел.
– Боже, какое мещанство, – Соня качала головой, словно на кухне испачканная по бледный шифон говяжьей кровью стоит другая, а она сейчас в центре сцены увядшего в востребованности театра.
– С вашего позволения, – экономка включила чайник.
Едва дисплей выказал нужные цифры, нажала на кнопку «стоп». Перелила воду в кружку, бросила взгляд на Софию. Та, опершись о столешницу, нависла сжатым бюстом над будущим антрекотом. Будущим, коему не суждено свершиться.
Как
