– с чувством и расстановкой протянул Дмитрий Петрович. От звука падения его челюсти вся общага, наверное, проснулась. А ведь она – челюсть – даже не вставная. Не знаю, как глаза из орбит не выпали. – Охренеть, Машунь! Если бы я только знал… Черт его дери! Если. Бы. Я. Только. Знал!
– Что?! Что «если бы вы только знали»?! – оттолкнула его руку от своих губ, зарычала я ему в глаза. У меня не было в комнате ваз по миллиону, зато было много других острых и колющих предметов, которые я же примеряла на его больную голову.
– Да все очень просто, драгоценная моя, – едва заметно пожал плечами мужчина и как-то коварно-довольно улыбнулся. – Забрал бы тебя к себе.
Из меня прямо вырвался истерический смех. Нет, это точно какой-то сон! Может, я в дурдом попала после Нового года в доме Валеры? Или наркотиков от него надышалась? Вот последнее очень вероятно!
– Знаете что, Дмитрий Петрович, – чеканя каждое слово, словно мантру, я смотрела ему прямо в глаза. Никогда раньше не использовала мат. Но тут прямо сам бог велел: – А не пошли бы вы на х*й из моей комнаты?
А он будто меня вообще не слышал! Крепко обнял и положил голову на грудь, томно вздыхая:
– Машунь… А, Машунь?.. – я ничего не ответила, злясь на него до чертей из глаз. Думая, как поскорее выпроводить его в далекое сексуальное к подножью горы Кху Ям. – Что же ты у меня такая хорошая? Прямо страшно!
– Во-первых, не у вас! Так что бояться нечего. Можно облегченно выдыхать, – нервно хмыкнула, старательно придерживаясь образа девушки не в духе. – Во-вторых, вы вообще слышали, что я сказала? Видеть вас больше не хочу.
– Да слышал я, слышал. Знаешь, из уст девственницы это даже как-то сексуально звучит… Как будто ты не посылаешь, а приглашаешь, – закивал тот, раздумывая. Даже сквозь голос будто слышалась его улыбка. А от кивков головы на голой груди соски так некстати встали колом. Разрядку я ведь так и не получила. Словно уловив мои коварные мыслишки, Дмитрий Петрович бархатно промурчал: – Машунь, золотце… Ну давай я свою вину заглажу, а? Не дуйся только, пчелка моя.
– Не дуться? – ахнула я от его наглости. – Вы мне не на ногу в автобусе наступили, Дмитрий Петрович!
– Не «вы», а «ты», – как снег на голову сморозил он. Я даже дышать престала. Он вдруг поднял голову и посмотрел на меня со всей серьезностью, будто желая видеть мою реакцию на свои дальнейшие слова. – И меня зовут Дима. Ди-ма. Пора бы тебя переходить в этот ранг.
Меня аж передернуло. Настолько неожиданно это звучало.
– Дмитрий Петрович, – демонстративно отчеканила я, с коварной улыбкой проследив за тем, как он сжал зубы и вытянул губы в тонкую линию. – Давайте я вас никак не буду называть, а? Надеюсь, больше не свидимся. Даже нет, не так… Не надеюсь, а молиться об этом буду. Даже свечку вам схожу за здравие поставлю.
– Упертая, – хмыкнул он себе, а затем снова елейно заговорил: – Так вот… О заглаживании вины…
– Не надо мне ничего заглаживать
