о захоронении умерших ставился принципиально иначе – так, как это было обозначено в его преамбуле, в которой погребение усопших рассматривалось прежде всего как санитарная проблема. В силу этого все нормативные положения, согласно проекту, должны были в первую очередь «согласовываться с данными современной гигиены», в то время как статьи, «касающиеся обрядов, устройства церквей на кладбищах, обязанностей священников», должны были быть исключены как «собственно к санитарному делу не относящиеся». Примечателен и другой пассаж, в котором отмечалось, что «существенным пробелом действующего у нас законодательства, с точки зрения современных взглядов на это дело, является отсутствие в нем каких-либо указаний на допустимость или недопустимость способа захоронения путем сожжения трупов, а также отсутствие установления обязательной регистрации умерших для всех хотя бы губернских городов Империи»[75]. Преамбула включала также пространный обзор «законоположения иностранных государств» – Австро-Венгрии, Англии, Германии, Италии, Франции, перечень современных санитарных требований к устройству кладбищ, исторический обзор практики кремации, историю ее введения в разных странах Европы и статистику по кремации в разных странах с 1878 года. Отдельные разделы были посвящены юридическому обоснованию допустимости практики кремации и необходимости регистрации умерших. Основной текст положения состоял из четырех глав, определяющих устройство кладбищ, правила погребения, кремацию и регистрацию умерших[76]. Существенным новшеством Постановления по отношению к более раннему Врачебному Уставу стало перераспределение зон ответственности в вопросе о контроле над мертвыми телами и передача их от церковных властей гражданским. Гражданским властям предоставлялись полномочия регистрировать и вести учет смертей; новая практика кремации, противоречившая позиции Синода, также оказывалась под контролем светских властей. Таким образом, проект, если бы он был одобрен, создал бы отдельный сегмент похоронной сферы, полностью независимый от религиозных институтов.
Таким образом, накануне 1917 года основные противоречия в вопросе о похоронном деле были связаны с противостоянием гражданских и церковных властей. Церковные власти стремились сохранить монополию как на само кладбищенское пространство, так и на символическое и юридическое оформление практик обращения с мертвыми телами. Светские власти, в свою очередь, стремились получить контроль над санитарным состоянием кладбищ, что должно было разрешить проблему их плачевного состояния. Проект нового положения был представлен на рассмотрение Государственной думы в 1914 году, но также был блокирован Синодом[77]. Дальнейшее рассмотрение этого вопроса было отложено в связи с начавшейся Первой мировой войной.
Нельзя сказать, что Церковь просто закрывала глаза на существующие проблемы. Церковь осознавала, что она играет важную институциональную роль в социальной работе
ГАРФ. Ф. 539. Оп. 1. Д. 443. Л. 10.
Там же. Л. 10–40.
