кого-то едва ли не праздничный, для Готовцева же – будничный, рабочий. Он обедал в кафе, мало чем отличающемся от обыкновенной столовой прошлых времён, когда к его столику приблизился мужчина с подносом в руках.
– Не помешаю? У вас свободно? – спросил он.
– Да, пожалуйста, – махнул кистью руки Готовцев.
Против того, чтобы этот мужчина или кто-либо другой присел за его стол, он возражений не имел, ибо, как и любой, пожалуй, из посетителей кафе-столовой, к этому был готов.
Готовцев продолжал есть бифштекс (про себя он окрестил бифштекс «котлетой с мясом»), периодически выпуская взгляд из околотарелочной зоны и позволяя ему равнодушно скользнуть по лицам двух – трёх произвольно отобранных едоков. На соседа же в течение этих нескольких минут он не обронил ни одного более или менее прямого взгляда.
– А вы, смотрю, любите остренькое, – произнёс сидящий напротив Готовцева.
Готовцев посмотрел на соседа по столику, потом на свою правую руку, которой он только что потряхивал, добавляя перцу в пресное тесто бифштекса, затем пожал плечами и поставил перечницу на стол. Гладкое белое лицо, чёрная кожаная куртка, яркое пятно галстука под подбородком. Лет тридцати – тридцати пяти. Поддерживать разговор с незнакомцем Готовцев не собирался и потому преспокойно положил в рот порцию пищи.
– А вы, Михаил Петрович, не особенно-то общительны, как я понимаю, – прозвучало несколько иронично.
Готовцев, забыв прожеваться, запихнул в рот изрядный кусок бифштекса и молча уставился в незнакомое улыбающееся лицо. А лицо это оказалось не просто белокожим, а бабье-кошачьим, физиономией белесой кошки. А над верхней губой – не усы и даже не усики, а пушок, как у подростка. Неприятный тип. Хотя бы уже потому, что вмешивается в процесс поглощения пищи.
– С кем, простите, имею честь?.. – наконец выговорил Готовцев, ещё более к этому времени раздражившийся, потому как сидящий напротив него тип («кошкотип») издевательски молча ожидал, пока Готовцев прожуётся. – Необременительно ли будет пояснить, кто вы такой и что вам надо. И откуда меня знаете. Вот лично я впервые вас вижу. И если бы я хоть раз вас видел хоть где-нибудь, то вашу кошачью… физиономию запомнил бы на всю жизнь! Будьте уверены!
– Успокойтесь, Михаил Петрович. Я вовсе не хотел вас обидеть. Михаил Петрович! Что вы, в самом деле?! – запожимал плечами собеседник.
Действительно, надо бы умерить голос. И чего разошёлся? Готовцев, подвергнув себя насилию, принял вид человека, готового выслушать собеседника.
– Ну и?..
– Я, извините, не представился. Я из городского отдела ФСБ, – заговорил «кошкотип» и чуть привстал. – Чистяков Владимир Николаевич. Мне необходимо поговорить с вами.
– Кагэбэ, что ли?
– Да, в общем-то. КГБ – ФСК – ФСБ.
– У вас имеется удостоверение?
– Да, конечно. Я предъявлю. Позднее, если не возражаете, – ответил Чистяков. – Хотел предложить вам… Когда закончим обедать, конечно. Предложить прокатиться. Познакомлю вас с одним товарищем. Он из Москвы.
– Прокатимся. Ладно, – согласился Готовцев, к этому времени почти совершенно успокоившийся.
У него имелись вопросы к Чистякову, однако задавать их почему-то не хотелось. Вероятно, потому, что было обещано знакомство с «товарищем из Москвы», который, возможно, хотя бы внешне окажется человеком менее неприятным.
И не так уж и велик у человека запас условно-рефлекторных ответов на изменения окружающей среды. Пошёл дождь – хочется в конуру, подул ветерок, выглянуло солнышко – появляется стремление жить в движении, перемещаясь в пространстве, чтобы оказалось возможным чёрную точку потенциальных возможностей развернуть в огромность палитры звучных событий.
Он сказал «да». Он согласился сделать всё, что потребуется, он дал согласие выполнять всё, что будет велено, и – в соответствии с инструкциями, которыми, как ему сказали, его будут снабжать по мере необходимости.
Готовцев имел возможность сказать «нет». Но слово «нет», как правило, чёрного цвета, в нём не сыщешь оттенков лимонно-жёлтого или кораллового, не обнаружишь и пятнышка бриллиантового красного или цвета красной киновари, нет и точечки, даже одной-единственной, цвета луговой зелени или зелени сосны – один лишь могильно-чёрный мрак.
А предшествовал этому следующий разговор.
– Михаил Петрович, мы, должен вам сообщить, поинтересовались вашей личностью, – заговорил Чистяков, полуобернувшись с водительского кресла к Готовцеву. Познакомить с находившимся в салоне «Волги» и теперь сидящим рядом с Готовцевым «товарищем из Москвы», сытеньким и усатеньким, он, конечно же, забыл. – Дело, знаете ли, такого плана, что обратиться к кому попало мы просто не имели права. Дело государственной важности,
