себя, меня, конечно, не за что.
(Между прочим: лень это откровенность: не знаю, что бы не мог не делать…)
И – усвоил по опыту: упаси Бог… трудиться!
–– Надо лишь усиливаться.
–– "Притечёт".
Да, если оно – восторженно-важное.
И вот… идея моя и сам факт моего усилия… были словно бы уже… известны всем и каждому! – И одаряли всех, благодарных!..
–– Войти в мысль! Войти в Мысль!
Но на столе – просто бумага…
Не могу сказать: не писалось – как, слышу, о себе досадливо говорят. У меня такого не бывает. Если нет Мысли – так и хорошо, что есть возможность смотреть во все глаза на Мир Божий!.. А и одно ощущение явной Мысли – уже суть писание!
…В другой стране, в самой, что ли, продвинутой, каким-то путем, их дело, выяснили, что из ста мужского пола аж девяносто – хоть когда-то кого-то хотели… убить… даже женщины: из сотни – восемьдесят…
Но у меня пока – просто рукопись…
–– Что вообще, в конце концов, ты хочешь спросить?!..
Почему – решают?.. Почему – будто не ответят?..
Благожелательно провозглашается: без пищи человек может прожить столько-то дней, без воды – столько-то…
А… откуда это известно?..
Стало быть… последних чьих-то дней!.. Чьих?.. Чьих?.. Почему и это не провозглашено?!..
И такие-то современники мои, слепые и нелепые, – еще смеют давать мне советы: пиши, бывший следователь, про уголовные дела!..
Но, прежде всего, я… даже жалею, о-ой, как видел что-то, как слышал что-то, тем более – что помню!
–– Гады! Испачкали!
Я вообще не живу в мире, где всё это происходит.
И ещё: зачем же писать о том, о чём и так все знают?
Кстати и кстати тут вспоминается: я всю жизнь откуда-нибудь убегал! – Из запертого учителем класса – в окно, из больницы ночью – по пожарной лестнице, из части армейской в "самоволку" – через забор… Из тех, опять же, "органов".
Побывал – и будет.
…За столом я уже сидеть не мог.
Сердце, помню, прыгало ожидательно, отравленно, алчно…
И я начал пьянствовать.
Человек сидит на трибуне – смотрит, как гладиаторы режут друг друга… Человек лежит на диване – и смотрит, как сгорает целая планета, на которой стоит диван…
Он, человек, за многие тысячи лет – ни в каком аспекте и ни в коей мере не изменился…
Буду не буду писать – уже и не думал…
Но ощущение оставалось: кто-то сейчас сойдёт на перрон!..
И какая-то неизвестная, но своевольная речь всё-таки просилась в меня!..
Вон мои прежние книги в шкафу.
Как сладко было их писать…
–– Паша, возвращайся!
Подруга ничего не понимала.
Пьянствовать от безделья надоело… Зато ничего не елось… какую ночь не спалось…
…И
