поднять нас на их люльке на самый верх, чтобы обозреть панораму города с какой-то научной целью.
Вечером мы по трапу сошли на «Мудьюг».
Трюмная компания оказалась шумной и веселой: матерные частушки, топтания парами (танцы), на длинном общем столе – дивная треска горячего копчения, необычайно свежая и вкусная, выпивка, разумеется. В романтическом азарте я сочинял стихи, от которых помню только рефрен:
мы – ветер, мы – сильный ветер!
К утру народу сильно поубавилось и поутихло и вообще мы оказались в море: очень синие небеса, очень синяя вода и золотые берёзовые берега, красота необыкновенная. Я, конечно, понимаю, что берёза здесь – явление вторичное, что когда-то это всё было темно-хвойно, но ведь красиво же – до восторга!
Каютным классом на Соловки плыл какой-то интеллигентный грузин и две московские барышни, ещё более интеллигентные, лет по сорок каждая, не меньше. Мы и составили небольшую тургруппу. В монастыре нас экскурсионно обслужили, очень вежливо, внятно и со множеством подробностей, не забыв и современную историю: СЛОН (Соловецкий Лагерь Особого Назначения) для батюшек и монахов, школу юнг, крутивших из ценнейших церковных книг (а что ещё могли взять с собой в этот смертный путь попы и монахи?) козьи ножки и растапливая этими же книгами и иконами буржуйки, дача адмирала Голикова, тогдашнего министра военно-морского флота.
Более всего мне запомнился обед в монастырской трапезной: столпы ликующего света из огромных оконных проёмов, горячая, с пылу-с жару гречневая каша и огромный солёный огурец: не едал в своей жизни ничего более вкусного и божественно-возвышенного.
Однако как-то надо было отсюда убираться: «Мудьюг» уже давно ушёл, толпа жаждущих на материк, человек 20, безнадёжно всматривалась в небо, ожидая вертолётный борт, ветер и шторм на море крепчали. Неожиданно возник пограничный катер, все, и мы в том числе, конечно, ломанулись на него. Никто ничего за проезд не платил, но палубный матрос настойчиво хотел срубить с нас, как не местных, по полтинничку – не удалось.
Мы пришли в Кемь: река забита сплавным лесом, тысячи кубометров. Скоро всё это вмёрзнет в лёд и по весне будет вынесено в море.
Вдоль берега – тощий ряд некрасивых домов, сразу за ними – ещё более некрасивые серые каменные глыбы.
На ужин перед нами был выбор: сто граммов копчёного сыра за 14 копеек либо 200 граммов солёной кильки по 70 копеек за кило. Я настоял на рыбе. Вечером подвалил поезд Мурманск-Ленинград, битком набитый матросиками. Проводница за трояк пустила нас на третьи полки и под матросский ржач и мат мы уснули до самого Финляндского вокзала. Слегка крутанулись по Питеру, на Московском вокзале за последний трояк устроились до Москвы, утром у каждого из нас было по пятачку на метро. Стояло хмурое 25 сентября, день рождения Александра Николаевича.
Дорога… куда?
журнал
