во взрослом – яростная, страстная, то в старике – разумная. Оборачивая эту конструкцию на себя, могу сказать лишь, что, если и есть такие три души, то проявляются они независимо от возраста.
Важно, что К. С. Пиргов утверждает: «Настоящая старость таким образом – это видение своей жизни как целого, которое, в свою очередь, включено в контекст всеобщего, в контекст предельных оснований бытия.» Онтологическая, а, следовательно, и смысловая цельность жизни достигается только в старости.
Собственно, об этом же и работа И. Л. Днепровой «Уроки у реки» [16].
Согласно учению экзистенциализма, человек есть существование, которое вечно стремится стать сущностью, но cтановится ею лишь в одной-единственной ситуации – перед лицом смерти. Среди своих немногих привилегий старость имеет и эту – довольно длительное пребывание в ситуации, проявляющей сущность. Выявленная сущность и есть истина.
Интересная мысль заложена в работе Г. Г. Феоктистова «Две мудрости» [65]: «Интенциональность „мудрости старости“ противоположна детской мудрости. Если для второй активным формирующим фактором является внешний мир, с ориентацией на внутреннее сознание ребенка, то к концу жизни сформированная внутри сознания модель мира („жизненный мир“) трансформирует внешний мир, приводя его в соответствие с внутренним. Если в детстве внутренний и внешний мир гармонизируются импульсами „извне“, то в старости эта гармония достигается соответствующим „видением“ внешнего мира „изнутри“. В сущности, она существует только „внутри“, из внешнего мира выбирается лишь то, что ей соответствует.» Такое возможно, только если фундаментальное предположение «дети приходят из ниоткуда» верно.
«Развитие на Западе домов престарелых, по существу, есть реакция общества на возникшую вневременность стариков. Так сказать, общественный инструментализм решения проблемы в форме резерваций. В древности эту проблему, как нетрудно вспомнить, решали более радикальным способом, в том числе и умерщвлением стариков голодной смертью. Рецидивы этих обычаев в России, заметим, можно было наблюдать еще в конце XIX века. В наш гуманный век мы их (стариков) просто изолируем, хотя и с возможным комфортом.» Это вопрос – кто кого изолирует. «Космический субъект» [37] самоизолируется, как и все старики, устав от суеты мира.
По мнению автора создание и завершение интегративной картины мира (онтология) необходимы старому для формирования комфортной ниши существования, «островка безопасности» в волнах внешних воздействий, по моим же убеждениям эта работа и есть осмысление своего существования, придание ему человеческого достоинства, интуитивное противостояние энтропии материального мира. Не изоляция и укрытие в своей нише-норе, а признание единство себя и мира – вот основание старческой, ничем не ограничиваемой свободы творчества.
В статье В. В. Костецкого «Как возможно обаяние старости» [27] обсуждается ущербность общественной и семейной жизни без стариков – на примере нефте-газо-городов Западной
