сразу убегать, лишь только я завижу Тамура на горизонте.
Наша процессия разделилась, Тарик повел коня к небольшому шатру.
– Здесь я… ночую, – объяснил он. – Мне… надо следить за тобой… пока не соберут старейшин.
Мы спешились – Тарик ловко спрыгнул, а я медленно сполз – и вошли в шатер. Там был ковер, расстеленный прямо на земле, и несколько подушек.
– Да-а, – протянул я, оглядывая «хоромы» толмача. – Уютно.
– Ничто… не должно отягощать воина, когда он на… нет… в походе, – изрек Тарик, с трудом преодолевая все тяготы перевода. На его родном языке это изречение наверняка звучало более внушительно.
– Теперь будем ждать, – сказал толмач, уселся на одну из подушек и закрыл глаза. Сперва мне показалось, что он спит. Но когда я сделал шаг к выходу из шатра, рука Тарика молниеносно опустилась на эфес меча. Я поспешно отошел и сел на ковер. Мне было одиноко и страшно, а все попытки успокоиться разбивались вдребезги, когда снаружи слышались крики и хохот кочевников.
В центральном шатре собрались все кочевники, не считая дозорных. По моим подсчетам, их было около сотни. В центре шатра было расположено сколоченное из досок и бревен возвышение, где обосновались пятеро старейшин.
Это были крепкие, мускулистые люди, но было ясно, что самому младшему из них уже за шестьдесят. Меня усадили рядом с возвышением под присмотром двух орков с булавами. Я рассматривал всех, кто собрался в шатре. Сильные, грубые, крикливые кочевники были взбудоражены. Один из них заметил меня и заорал так, что сердце попыталось повторить дробь дятла.
Наконец, к возвышению подошел Тамур в сопровождении своего слуги-учителя-толмача Тарика. Все мигом затихли. Множество глаз попеременно смотрели то на меня, то на старейшин, то на великого воина.
Один из старейшин махнул Тамуру, разрешая говорить. Что тот с удовольствием и начал делать, брызгая слюной и тыкая в меня пальцем. Тут-то до меня и дошло, что мою судьбу будут решать, даже не пояснив, что, собственно, они решили. Единственной ниточкой, связывавшей меня с кочевниками, был Тарик, с трудом, но переводивший мне слова своих соплеменников. Но Тарик был так далеко, он безучастно стоял за спиной Тамура, глядя в одну точку. Я обхватил голову руками. Неясность моего будущего улетучилась в один миг. Сейчас они между собой все обсудят и решат, Тамур подойдет, сорвет с меня свой ненаглядный Символ Власти. А дальше, если в нем будет хоть капля сострадания, он сам разберется со мной, а не кинет на растерзание толпе.
Я вспомнил всю свою жизнь в Солнечной Поляне. Мне так хотелось, чтобы господин Уильям сейчас снова сидел у пивного бочонка, чтобы Роджер помогал мне выводить на улицу пьянчуг. Ах, Роджер, старина Роджер! Почему господин Уильям не приказал тебе отвесить мне затрещину за одну лишь мысль прогуляться по лесу?
– А теперь пусть выйдет обладатель Символа Власти!
Я поднял голову. Вся орава кочевников, во всяком случае,
