за другим подходили к медицинской сестре, которая после двух мазков спиртом вводила под лопатку вакцину Кронтовской. Я решил, что одной инъекции мало – прошел второй, а затем и третий раз. Поздно вечером с Белорусского вокзала направились на запад, в сторону Смоленска. Уже ночью, лежа на третьей полке переполненного вагона, я почувствовал головную боль, разбитость, подъем температуры. Возникла легкая форма тифа, от которой вскоре я оправился. Холодной зимой, без бани и дезинфекционной камеры нам пришлось перевозить в кузовах грузовых автомашин десятки сыпнотифозных больных. Но, в отличие от многих других, тифом я не заболел. Этот факт крепко врезался в память. Он обусловил уважительное отношение к великой науке, которую удалось узнать позже, – к иммунологии. По возвращении в Ярославль первыми пунктами после вокзала были городская баня и дезинфекционная камера для одежды. Название этой камеры четко запомнилось – «Гелиос». В ней я навсегда расстался с педикулезом – бичом военных лет. А в «Медицинской газете» за 2 августа 2006 года прочитал, что ученые из Бристольского университета в Великобритании покупают вшей у населения для научных исследований – по 20 фунтов стерлингов за штуку. Трудно представить, какое богатство погибло в дезинфекционной камере!
Сохранилась одна страница характеристики, которую Николай Титович Петров написал мне по своей инициативе. Вскоре он уехал в Минск. В последний раз я случайно видел его летом 1949 года на Рижском взморье, в Булдури.
Разговору, казалось, не будет конца. Николай Титович без труда называл по именам и фамилиям студентов нашей белорусской «сыпнотифозной» группы, отмечал более смелых, подсмеивался над трусливыми. Вспоминал деревню Езерище, в которой мы должны были обеспечить безопасную с точки зрения санитарно-эпидемиологического режима ночевку наших солдат и офицеров.
Далее последовало его предложение переехать в Минск и перейти к нему на работу в качестве доцента.
– Ведь ты родился в Минске и даже здорово знаешь белорусский язык. Минск – столица республики, твой родной город. В нашем институте тебя многие знают. А в хирургии будешь подальше от отца – это тоже хорошо. Иначе в Ярославле нормальной жизни у тебя не будет. Мой адрес у тебя есть?
– Большущее спасибо, Николай Титович. Мне, конечно, необходимо подумать и посоветоваться. Так или иначе – напишу обязательно.
Письмо действительно написал. Но в Минск не переехал. Почему? Объяснение у меня только одно: был увлечен работой в Ярославле.
По возвращении из Белоруссии в Ярославль мы окончили пятый курс. А далее – всеобщее ликование в связи с победой над фашизмом. На этом фоне шесть государственных экзаменов прошли легко. Заветный диплом врача был получен.
Через много лет четко представляется, что после окончания института умений у нас было значительно больше, чем знаний, – в настоящее время у абсолютного большинства выпускников наоборот.
