style="font-size:15px;"> – Да привезти что-нибудь такое, чего она в реестре не упомянула, а между тем любит. Вот, например, фунт шоколаду. Или ошибиться и привезти вместо восьми аршин полотняных кружев целый кусок кружев, а ей сказать, что купил по случаю, дешево, что вместо пятнадцати копеек за аршин заплатил пять…
– Понимаю, понимаю… – кивнул усач.
– Еще бы не понять! Женатый человек да не понять! – отвечал бородач.
– Знаю, знаю. Вы вот это называете противоядием, а я это называю отпарировать удар. В каждом семействе свои термины.
– Куплю целый кусок кружев! – махнул рукой бородач. – А мухоловку сегодня побоку.
Поезд умерял ход и остановился около промежуточной дачной платформы.
– Читали вы, Валерьян Иваныч, во вчерашних газетах?.. – спрашивает дама в синем ватерпруфе и шляпке с рожками из перьев пожилого бакенбардиста с портфелем на коленах.
– Вы это о чем? – откликается тот. – Что Казерио оказался вовсе не Казерио и даже не итальянец?
– Что мне за дело о Казерио, хоть бы он кем ни оказался! Мерзавец, которого надо повесить, чем скорее, тем лучше. А я говорю о холере. Вообразите, опять к нам жалует. По вчерашним известиям, она уж в Кронштадте. Да неужели вы не читали?
– Читал, читал-с. Но что ж из этого? Знаете, теперь уж мы к ней как-то привыкли.
– Чего-с?
– Привыкли, я говорю, к холере этой.
Дама пожимает плечами.
– Вот уж не ожидала, что вы так скажете! Отец семейства… Куча детей.
– Позвольте… Да ведь уж третье лето, так как же не привыкнуть.
– Нет-с, я не привыкла, и мой муж Василий Спиридоныч не привык, и никогда не привыкнем. Ах, боже мой! Только-только думали настоящим манером лето прожить: начали купаться, посеяла я себе грядку огурцов на дворе, и вдруг все это надо бросить!..
– С какой же стати бросать? Продолжайте все, благословясь, и не обращайте ни на что внимания и, уверяю вас, будете здоровы и веселы.
– Ну, после этого я с вами и разговаривать не хочу. Вы, очевидно, задались целью злить меня, – пожимает плечами дама в синем ватерпруфе и пересаживается на другую скамейку.
– Анна Еремеевна, вы меня не так поняли, – говорит ей вслед бакенбардист, но дама не обращает на него внимания. Она уже заговорила о холере с другой дамой в коричневом казакине с буфами на рукавах, поднимающихся выше ушей.
Дама в казакине оказалась сочувствующей ее мыслям и произносит:
– Да, да… А мы, вообразите, только добились такой кухарки, которая делает отличный квас. Сделала она нам бочку, и теперь, вследствие холеры, приходится это все бросить.
– Вот-вот… – подхватывает дама в ватерпруфе. – Это-то и обидно. А у нас в саду на даче, как назло, более десятка кустов черной смородины и кусты переполнены ягодами. Мой муж сказал уже дворнику, чтоб тот оборвал их.
– И хорошо сделал.
– Да как же… Дети наесться могут. Дети ведь не разбирают. Они и сырые ягоды
