нтабельно, большинство зданий, этажностью не более четырех, построены были во второй половине XIX века, часто «удобства» располагались во дворах. Здесь же, в этих уютных двориках, сушили после стирки на длинных веревках одежду и постельное белье, играли в домино ворчливые пенсионеры, беседовали неторопливо пожилые степенные дамы, обсуждая цены на рынках и прогноз погоды. Ничего не менялось десятилетиями.
Но современная жилая высотка, результат точечной застройки, выросла на Почтовой совсем недавно. И поселились в ней, судя по ценам на квартиры, люди состоятельные. Одна из них, владелица жилплощади на десятом этаже, двадцать минут назад позвонила в полицию с жалобой на соседа за стеной, не желающего снизить громкость не дающей ей отдохнуть музыки. Вызов дежурный по районному ОВД передал по радиоканалу спецсвязи ближайшей патрульной машине, отрабатывать его направились опытный ветеран Юрий Громов, плечистый и коренастый старший сержант лет сорока, и светловолосый сухощавый сержант Павел Кравченко, пришедший в полицию после службы в ВДВ два года назад.
Громов вышел из автомобиля с включенной мигалкой, с удовольствием подставил лицо под свежий ветерок с реки. Спадала жара, почти что летняя, бледный лунный диск уже стал виден на чернеющем небе. Очередное дежурство близилось к окончанию, старший сержант надеялся, что вопрос с нарушением тишины решится быстро.
– Схожу и посмотрю, что там за проблемы возникли, а ты посиди пока за баранкой, если что – я вызову, тоже поднимешься, – сказал он напарнику.
– Как скажешь, товарищ командир, – улыбнулся Кравченко.
Старшего сержанта уже ждала у входа в подъезд вызвавшая полицию женщина средних лет, полная невысокая брюнетка в халате и вьетнамках.
– Григорьевская Анна Сергеевна, – представилась она, – это я звонила, помогите, пожалуйста, а то уже час, как кувалдой по голове стучат, сил моих больше нет.
– Разберемся, – флегматично ответил Громов.
Григорьевская набрала код на электронном замке, они вошли в подъезд и поднялись на лифте на десятый этаж. Когда дверь открылась, полицейский услышал действительно очень громкую музыку, то ли хард-рок, то ли рэп, он в этом плохо разбирался. На лестничную клетку перед лифтом выходили двери четырех квартир. Анна Сергеевна пояснила, что две из них однокомнатные, одну занимала она, соседнюю – молодой актер из труппы музыкального театра. Григорьевская не назвала его имя и фамилию, а Громов в первый момент не спросил ее об этом.
Старший сержант подошел к двери, из-за которой гремели электрогитары, барабан и прочие ударные инструменты.
– Я ему и звонила, и стучала – все бесполезно. Пьян, наверное, может, и спит, а может, и не слышит ничего, – еще раз посетовала Анна Сергеевна.
Громов тоже нажал на кнопку звонка, подождал немного и постучал. При этом дверь приоткрылась, она оказалась не запертой.
– Ой, надо же, а когда я с полчаса назад стучала, дверь была закрыта, – удивилась соседка.
Полицейский недовольно поморщился и вошел в «нехорошую» квартиру, Григорьевская последовала за ним. В прихожей горел свет, двери в комнату и на кухню оказались притворены. Сначала Громов проверил туалет и ванную комнату, потом заглянул в гостиную, служившую одновременно и спальней. Ламинат на полу, дорогая стильная мебель, мягкие диван и кресло, журнальный столик, тумбочка, на которой стоял источник шума – переносной проигрыватель с подключенными колонками. И никого.
В последнюю очередь старший сержант зашел на кухню, освещенную тремя светодиодными лампами из люстры на потолке. Дополняли интерьер помещения настенный посудный шкафчик, два стула, укрепленные на стене телевизор с плазменным экраном и кондиционер. Окно здесь было закрыто, от сигаретного дыма сразу перехватило дыхание. На новеньком, без пятен и дыр, линолеуме лежал вверх лицом красивый темноволосый смуглый парень лет двадцати пяти–тридцати, в модных джинсах, футболке и кроссовках. Из его правого виска вытекло немного крови, образовав маленькую лужу на полу, рядом с безжизненным телом валялся пистолет «парабеллум», знакомый всем по фильмам о Великой Отечественной войне. На практике Громов с таким оружием никогда ранее не сталкивался, приходилось иметь дело с «ТТ», «макаровым», даже с «наганом», но только не с этим немецким компактным орудием смерти.
На кухонном столе стояли две чашки с остатками молотого кофе быстрого приготовления, почти полностью опорожненная бутылка французского коньяка, пустая рюмка и блюдце с нарезанными кусочками лимона, посыпанными сахаром. А еще модный смартфон, початая пачка сигарет, пластиковая зажигалка, пепельница, солнцезащитные очки.
Увидевшая соседа Григорьевская вскрикнула с ужасом, метнулась было к телу, так что полицейскому пришлось попросить ее успокоиться и подождать его на лестничной площадке. Сам он потрогал пульс на правой руке хозяина квартиры, убедился в его отсутствии, достал из кармана брюк портативную рацию, связался с Кравченко и сообщил
