в университет и решила пожить со мной, а не в общежитии. Ее родители – мои дядя и тетя – были безумно рады, думая, что я буду присматривать за их чадом. Но будни писателя таковы, что присматривать скорее нужно за ним. То есть за мной в данном случае.
Я вновь сосредотачиваюсь на тексте, не слыша бормотания Киры. Вероника не прощает такого халатного к себе отношения, и я понимаю, что потеряла нить повествования. В груди закипает злость, а плечо трясётся в чьей-то хватке.
– Лиля! Да ну Лиля же! – с негодованием возмущается Кира, и я наконец поворачиваю к ней голову.
Она отпускает мое плечо и смотрит с осуждением.
– Мне кажется, у Тимки температура. Он какой-то горячий, – Кира задумчиво хмурит свой девичий лоб.
Я вскакиваю со стула и мчусь через коридор в комнату сына. Ему, бедняге, сильно не повезло с обоими родителями. Отец – мореплаватель, заходящий в наш порт раз в год. Мать – писатель, вечно витающая в облаках своих фантазий. У Тимура была хорошая няня и ещё Кира, но разумеется это всё не то. Будь я на месте сына – давно бы подала в суд на саму себя. Возможно, он так и сделает, когда научится писать. Читать Тим уже умеет.
В детской комнате темно, и я замечаю калачик в яркой пижаме на диване.
– Тимош, ты как? – шепчу я и прикладываю ладонь к его лбу.
Горячий.
– Горло болит, и как-то внутри… не очень, – грустно отвечает сын и смотрит на меня своими карими глазами.
Я вздыхаю и целую его в лоб.
Кира приносит градусник, и я вижу 37,5 на дисплее. Могло быть и хуже.
После того как сын съедает немного ужина и выпивает лекарственный сироп, я ложусь к нему в постель. Тимур быстро засыпает под сказку, а я ещё долго смотрю в потолок и ловлю взглядом отсветы фар проезжающих мимо машин.
Мне стыдно перед сопящим рядом ребёнком, что я не могу быть всем сознанием с ним. Даже сейчас, когда он болеет, и я обнимаю его одной рукой, в мыслях я вновь возвращаюсь к Веронике и ее истории. Там появился Джед – главу его повествования прислал мне Макс пару дней назад. После нашего более чем тесного общения на пляже мы не встречались. Макс звонил пару раз, уточняя моменты сюжета, а затем прислал наконец главу. По моим меркам это была даже не глава – так, несколько абзацев, но так мы и задумали с ним. Джед раскроется чуть позже. Максу Джед не очень по душе, и я несколько раз объясняла ему, что только такой парень сможет открыть Веронику. Мой соавтор убеждал меня, что с ним она счастлива не будет, а я отвечала, что ей и не счастье от него нужно вовсе. Макс пыхтел в телефонную трубку и настаивал на своём желании сделать Джеда более сознательным и менее тусовочным. Но это был бы уже не Джед, и мы с Максом возвращались к началу спора.
Мы оба избегали разговора о том, что случилось на большом горячем камне. Это было запретной темой, с которой мы оба не знали, что делать.
Но пока я лежу в детской комнате и смотрю на тёмный потолок, я снова чувствую горячую ладонь Макса на своей пояснице. Чувствую, как другой рукой он обхватил
