Тебе нужно поесть.
– Я не хочу, сказала же, – уныло отмахнулась от него, не удосужившись даже лица поднять.
– Может, тебе напомнить про… – начало гневной ланкмиллерской тирады было устрашающим, но я взвилась в ответ, даже не позволив ему закончить.
– Да господи, пошел ты к черту, почему ты не можешь просто отстать от меня, мне так паршиво, – злобно процедила я в столешницу, попутно демонстрируя не очень приличный жест.
В ответ послышался новый усталый вздох. Ну ударь меня уже, что ли, мне прям совсем совестно. Ланкмиллер словно уловил мои мысли, сгустил их из воздуха и переставил по-своему, заставив цепенеть от звуков своего голоса.
– Знала бы ты, как я хочу выпороть тебя сейчас. Я так устал от твоих постоянных выходок.
Я подняла на него глаза, впервые за это утро. И смысл его слов дошел до меня медленно, наложился на его образ в моей голове, на наш… род отношений. Чем бы он стал пороть? Плеткой или рукой? Нет, рукой – это отшлепать, а не выпороть. Думая о том, какие у него руки, я бы, наверное, согласилась на это и добровольно. Кожа пошла мурашками на затылке, будто ее случайно коснулся лед.
До меня вдруг наконец дошло, что я как-то непозволительно затянула со своей негодующей реакцией, в результате я просто уставилась на него, как идиотка. Надо бы как-то выкрутиться из этого мрачного тупика.
– Устал он, – фыркнула под нос, снова роняя голову.
– Поешь.
Ланкмиллер сказал свое веское решительное слово, встал из-за стола и направился к выходу из кухни. Я угрюмо сопела ему вслед какое-то время, прежде чем все-таки послушаться этих увещеваний, не глядя пихая тарелку в микроволновку.
Кажется, я проспала еще несколько часов после этого завтрака. Вернулась неверной походкой в ту спаленку наверху, завалившись на кровать, спрятала нос в ладонях и провалилась в сон. Когда проснулась, солнечный свет уже превратился из золотого в медный. Значит, дело плавно клонилось к вечеру.
Я побрела в ванную, умыться и хоть как-нибудь привести себя в порядок, хоть что-то сообразить, прежде чем он вернется. С кривой усмешкой замерла в дверях.
Еще б чуть-чуть, и поселился бы тут мой бренный дух на безвременной основе. Но сейчас уже ничто здесь не напоминало о произошедшем. Следы крови оттерли – пол сверкал первозданной чистотой, и запах моющего средства, густой и едкий, все еще ощущался в воздухе. Дверь тоже стояла целехонька. Но как он ее… Я даже задержала дыхание, когда заметила, ногтями больно впилась в дверной косяк.
Замочная скважина. Если чуть присмотреться, то вот она, в ручке с внешней стороны двери.
Ланкмиллер и не думал ее выламывать, как грозился, ведь у него был ключ. И то, что мучитель тянул так долго, – было лишь частью плана. Он хотел, чтобы я сама себе поверила. Чтобы сама призналась себе во всем и больше не занималась глупостями. Кажется, он так это называет. «Глупости». Из-за всех этих мыслей мне захотелось так сильно пнуть бортик ванной, чтобы раздался глухой и далекий гул, но я
