плавание. Я вообще сильно сомневаюсь в твоем умении любить.
– Когда-нибудь ты прекратишь говорить мне такие вещи и тебя инфаркт хватит, – огрызнулась я зло и тихо. – Если мне крышу не срывает конкретно от тебя, от всех твоих родственников, от твоих ошейников, это еще не значит, что мою способность на теплые чувства надо ставить под сомнение.
– Ты когда-нибудь любила? – он задал этот вопрос в лоб.
– Нет. Зачем ты спрашиваешь вообще?
– Подумал, может, ты хотя бы знаешь, как это.
– Любовь не делает тебя особенным, Кэри, она не делает тебя хорошим.
– Вполне может быть.
Наш маленький обмен любезностями прервался, и только тогда я наконец собралась настолько, чтобы взглянуть на мучителя хотя бы искоса. Взглянуть и вдруг обнаружить себя в смятении. Было в нем что-то тревожащее, такой отпечаток усталости, которого я не видела раньше. Как будто за ним стояли бессонные ночи, бесчисленные бутылки виски, может, даже сигареты под утро и мысли, словно сухая трава, килотонны не дающих покоя смыслов и мелочей. Видимо, локальное противостояние с «Зубом» проходило не очень. Может, потому Кэри и пропадал.
Ух, господин Ланкмиллер, это мне впору спрашивать, что с лицом.
– Расскажешь, зачем я здесь? – прошла к нему и остановилась рядышком у кровати.
– Хотел поболтать насчет твоего поведения.
– Ну, полагаю, хорошей наложницы из меня не выйдет. Но все же хотелось бы знать, что не так.
– Я мог бы начать перечислять еще от самой Виктории, но уже то, что ты стоишь передо мной в этой форме, прекрасно отвечает на твой вопрос. Кстати, сними ее. Одежда тебе не понадобится для этого наказания.
– Отшлепать меня собрался? – по губам скользнула безрадостная усмешка.
– Какая проницательность.
Меня словно кипятком окатило изнутри. Внезапно с поразительной ясностью пришло осознание.
Он не шутит.
– Ну, хорошо, – расстегивая верхние пуговицы официантской формы, я все еще пыталась храбриться. – Если тебе так будет легче…
– Тебе так будет легче, – оборвал Кэри.
Тогда я не поняла, что он имел в виду, но пальцы все равно задрожали от звуков ланкмиллерского голоса, и от этого управляться с пуговицами стало сложнее.
Уйми прерывистое дыхание, отстегни передник, прекрати пялиться на его руки. Это гораздо сложнее теперь, когда он завернул рукава.
Кэри не мог знать, что я думала об этом, он ведь еще не читает мысли. Хотя иногда кажется, что читает.
Сознание начало подтаивать по краешку, потекло как расплавленный шоколад. Следом настигла слабость в коленях. Форма соскользнула к ногам, и я неуверенно переступила, ожидая приказаний, чувствуя, как сердце в груди заходится.
Он подозвал меня жестом, уложил поперек коленей. Обнаженной кожей я ощущала ткань его брюк, любое прикосновение было словно удар током, я вздрагивала
