на шее в маленьком мешочке из красной парчи. Он также сделал охранный браслет из шёлка и попросил своего помощника принести особый белый хадак, на котором были вышиты слова благих пожеланий. Его помощник был довольно бережливым человеком, и, видимо, поэтому принёс обычный хадак. Лотер Ринпоче рассердился и послал его искать тот особый хадак. Тогда помощник принёс другой хадак, который оказался при ближайшем рассмотрении старым и засаленным. Тогда Ринпоче рассердился ещё сильнее и отправил помощника купить новый особый хадак.
Моя мать была очень скромной женщиной и поэтому всё это время повторяла:
– Да не нужно так беспокоиться! Этот хадак вполне хорош для нас.
Но Лотер Вангпо настаивал:
– Нет, тут нужен особый хадак. Когда я был в монастыре Дзонгсар, Кхьенце Чокьи Лодро попросил меня найти реинкарнацию Кхьенце Тулку. И ваш сын как раз является перерождением моего учителя Джамьянга Кхьенце Вангпо. На протяжении последних трёх дней я видел сны и видения о Джамьянге Кхьенце Вангпо, и когда я сегодня увидел вашего мальчика, у меня не осталось сомнений.
Если дело было достаточно важным, отец всегда советовался с Мипамом Ринпоче, и в этот раз ответ был таким: «Сейчас слишком рано объявлять о том, что этот мальчик является реинкарнацией Кхьенце, поскольку это может привести к возникновению препятствий».
Таким образом, в тот год отец решил не отдавать меня ни Лотеру Вангпо, ни монастырю Дзонгсар.
Когда мне было два года, Мипам Ринпоче умер, и на его похороны прибыл учитель, которого звали Шечен Гьялцаб Ринпоче. Пока он оставался у нас, я часто навещал его. Он сказал моему отцу, что позже тот должен привезти меня в монастырь Шечен, поскольку там я смогу приносить максимальную пользу учению Будды и всем живым существам. Тогда отец спросил его, по каким признакам он всё это определил. На это Шечен Гьялцаб Ринпоче, который обычно не распространялся на такие темы, ответил, что в ночь перед нашей встречей у него был сон, что изображение защитницы долгой жизни Церингмы в нашем храме обернулось самой богиней и она попросила его позаботиться о ребёнке, который послужит сохранению и распространению учения Будды. Мой отец был очень прямым человеком и ответил, что если про «сохранение учения и пользу для существ» – это всё правда, то он, конечно же, отправит меня в монастырь Шечен, но если речь идёт лишь о том, чтобы я занял трон и погряз в политических играх официального духовенства, то ни о каком монастыре и речи быть не может. Однако Ринпоче уверил его, что всё, что он говорит, истинная правда, и отец согласился отправить меня в монастырь. Однако на тот момент я был ещё слишком мал, чтобы ехать туда безотлагательно.
Перед самой смертью Мипам Ринпоче сказал Ламе Осэлу, своему давнишнему другу и помощнику:
– Когда я умру, ты почувствуешь сильную боль, но это будет ненадолго.
Когда Мипам Ринпоче умер, Ламе Осэлу было так плохо, что он чуть не сошёл с ума. Он ничего не ел и только метался по своей комнате. Прошло сто дней со дня смерти Ринпоче, и у
