и откровенно кровавые методы. Например, «долларовая парилка» – жертву держали в тюрьме и пытали до тех пор, пока родственники и друзья за границей не присылали валютный выкуп[86]. Показательные расстрелы «укрывателей валюты и золота», санкционированные Политбюро, также были в арсенале методов ОГПУ[87]. Фактически страна вернулась к жесткой валютной политике периода Гражданской войны.
Массовые репрессии против владельцев ценностей, которые проходили в конце 1920-х – начале 1930-х годов, не были подкреплены изменением валютного законодательства. Декреты и постановления правительства первой половины 1920-х годов, разрешившие владение и свободное обращение валютных ценностей частных лиц, формально сохраняли силу. Прикрываясь «борьбой против валютной спекуляции», ОГПУ, таким образом, нарушало действовавшие в стране нормы права. Спорадические атаки на валютчиков рубежа 1920–1930-х годов сменились планомерной «текущей работой по выкачке валюты» у населения, которая стала одной из основных задач Экономического управления. Началась агентурная разработка «социально подозрительных» – «бывших» и нэпманов, розыск тех, кто был в бегах, сбор информации по вкладам в иностранных банках и получению наследства. В повторную «разработку» пошли даже те, кто уже был выслан в лагеря и ссылку[88].
Методы ОГПУ худо-бедно работали для извлечения крупных сбережений, но в стране были ценности и другого свойства. Их не прятали в тайниках под полом, вентиляционных трубах или матрасах. На виду у всех они блестели обручальным кольцом на пальце, простенькой сережкой в ухе, цепочкой на шее. Трудно представить человека, у которого не было хотя бы одной золотой безделицы. Помноженные же на миллионы населения Страны Советов, эти валютные россыпи составляли огромное богатство. По мере истощения государственных золотовалютных резервов и роста потребностей индустриализации у руководства страны крепло желание собрать эти нехитрые ценности, разбросанные по всей стране по шкатулочкам, сервантам и комодам[89]. Проблема состояла в том, как это сделать. Силой вряд ли получится – агентов не хватит за каждым колечком гоняться.
В момент рождения Торгсина в 1930 году страна уже жила на полуголодном пайке, уверенно двигаясь к катастрофе – массовому голоду. Казалось бы, ответ на вопрос, что предложить людям в обмен на ценности, был очевиден. Но бюрократическая машина поворачивалась медленно. В мае 1931 года Одесская контора Торгсина сообщала в Москву: «У нас было несколько случаев обращения об отпуске продуктов с оплатой наличным золотом (10-ки, 5-ки) старой русской чеканки». Одесский Торгсин запросил местное ГПУ и фининспекцию горсовета, те не возражали. Оставалось получить санкцию руководства страны на продажу товаров в обмен на золото[90]. Торгсин в Одессе был не единственным, куда люди приносили золото[91]. Действия тех, кто первым, до официального к тому разрешения, принес свои ценности в Торгсин и предложил их в уплату за товары,
О «долларовой парилке» пишет Вальтер Кривицкий, сам сотрудник ОГПУ в 1930-е годы (
Постановления о расстреле «валютчиков» см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 9. Л. 39–40;
Особое внимание привлекали дачи – традиционные места тайников. Об истории государственного кладоискательства см.:
Вопрос о золоте в начале 1930-х годов постоянно был в повестке заседаний Политбюро. Работали комиссии Политбюро по золоту. Первого ноября 1931 года на заседании Политбюро доклад «О золоте» делал сам Сталин. По этому докладу Политбюро уполномочило комиссию по увеличению золотых ресурсов страны принять все необходимые меры для быстрейшего увеличения золотых ресурсов СССР (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 33).
РГАЭ. Ф. 4433. Оп. 1. Д. 5. Л. 101.
Аналогичные сообщения поступили, например, из Киева, Ленинграда, Тифлиса и Крыма (Там же. Д. 8. Л. 89).
