тебе поприще, к примеру, переводчика при посольстве хуже рутины работы канцелярской крысой? Или я уже чего-то не понимаю в этой жизни?
Дождавшийся, наконец, возможности вставить слово, Иван пояснил:
– Отец, ты всегда меня учил достоинству и патриотизму в отношении своей Родины. Как я понимаю, мне предоставляют возможность здесь вот и сейчас свой патриотизм проявить в полной мере.
Отец поднял на сына ставший вдруг тяжёлым взгляд.
– Наверное, ты не особенно понимаешь, что за структура взяла вдруг тебя за цугундер… Хотя, откуда… Ты же не жил в тридцатые годы… Машина за полночь во дворе, грохот сапог на лестнице, сырость камер Лубянки… Ты даже не представляешь, что это такое – жизнь в постоянном страхе, в ожидании ареста, камеры, расстрела без суда и следствия!
Иван набычился, сказывалась отцовская кровь: он тоже не терпел, когда ему перечили.
– А дядя Миша, твой родной брат, он что, тоже, по-твоему, расстреливал и пытал невинных?
– При чём тут Мишка? – даже опешил от такого напора профессор. – Он… он занимался совершенно другим делом…
– Ага, ловил шпионов на передовой и ликвидировал бандподполье на Западной Украине после войны, я прекрасно помню. Где и голову свою сложил, кстати. А ты всю войну при университете своём просидел сиднем, только в метро от бомбёжек бегал, думаешь, я забыл те годы?
– У меня была бронь! – вскинулся оскорблённо профессор. – Кому-то и будущие кадры тоже готовить надо было!
– Ага, – теперь Ивана уже понесло, даже мать встревожено положила свою ладонь на его. – Антропологи, конечно, основа современных войск! И низкий тебе за это поклон!
– Да что ты знаешь, сопляк! – взвился в фальцете почтенный учёный мух, свирепо взглянув в глаза сыну… Взвился – и сразу обмяк… Потому, что увидел в глазах Ивана нечто такое, что было выше всех его доводов…
Иван сбросил с ладони руку матери и, подхватив со спинки стула пиджак, резко хлопнув дверью, выскочил из комнаты.
Профессор шумно выдохнул и сел на место. Жена подошла к нему, положила сзади руки на плечи, поцеловала в зарождающуюся пролысинку на мощном затылке.
– Эх, Петюня, Петюня… А мальчик-то наш вырос. А ты и не заметил за своими лекциями да семинарами.
– Да уж, – только и нашёл, что ответить Пётр Алексеевич. – И что теперь делать?
– А что делать? – рассмеялась жена. – Жить, дорогой, жить дальше. Идём на кухню, я твоих любимых блинчиков наготовлю.
14 июня 1950 года. 17:55. В двух километрах к северо-востоку от посёлка Нахабино.
Компактное двухэтажное здание первого корпуса Высшей разведывательной школы МГБ СССР, именуемой во внутриведомственной переписке просто «101-й школой», пристроилось в сени́ громадных сосен так, что определить, что именно скрывается под сплошным зелёным ковром Хлебниковского лесопарка даже при аэрофотосъёмке с применением самого современного оборудования
