Владимировича, правильно?
– Правильно.
– Подойдите к капельдинеру, вас посадят. Приятного вечера!
Марина кивнула, забрала листок, прошла через контроль. Поднялась в буфет с белыми диванами и панорамным остеклением, выглянула на улицу. Группками стояли у входа люди: все нарядные в основном, разве что туристы в кроссовках и джинсах. Порадовалась про себя, что купила платье и сделала укладку. Ощущение собственной привлекательности грело душу, подкупало: да, ты красивая, все получится у тебя.
Тем временем прозвенел второй звонок, публика начала стекаться к дверям зала.
Марина подошла к капельдинеру, протянула свою контрамарку.
– Пойдемте, я вас провожу.
Посадили ее снова в первом ряду, ближе к центру. Хорошо было бы оказаться в ложе, но на новой сцене лож нет. Хотя и мечталось давно: сидеть в ложе одной, слушать Маэстро, расслабляться под оркестр. Жевать шоколадку – и желательно, чтобы он ее дал!
От этой мысли Марина рассмеялась вполголоса, тряхнула головой, лишний раз вспомнив, какая чудесная у нее укладка.
Раздался третий звонок, шум в зале стих. Марина спешно полезла за телефоном, проверила, выключен ли звук. Выключен, точно. Она уже не смотрела ни на дирижера, ни на оркестр, трепеща в предвкушении начала. Что за музыка! В увертюре, по сути, раскрывается весь сюжет: и история про Графиню, и ее характер – грозная, мстительная старуха, – и незадачливая любовь Германа к Лизе.
Занавес поехал в стороны, и началась та самая детская сцена, которую Марина видела на репетиции. Мальчик с ружьем держал все то же презрительное выражение лица, девочка с куклой, наоборот, изо всех сил улыбалась. Заходили по кругу их нянюшки, ближе к заднику – светская публика, одетая пышней и дороже.
Троица знакомых уже вспоминала Германа: «Какой он странный человек! Как будто у него на сердце злодейств по крайней мере три…» И появился Маэстро, в цилиндре и сером плаще. «Как демон ада мрачен, бледен…»
Марина вцепилась в него глазами, стараясь рассмотреть все до малейшей детали: высокий лоб, хмурые глаза, безвольно висящие руки. «Как, ты влюблен? В кого?..» И когда зазвучало, уже в исполнении Маэстро, «Я имени ее не знаю», Марина как будто улетела куда-то, потому что голос его казался физическим прикосновением.
Когда прозвучали последние аккорды и Герман признался Лизе в любви, зажегся опять свет в зале и публика стала выходить на антракт, Марине с трудом удалось подняться на ноги. В полной уверенности, что побывала сейчас и у решетки Летнего сада, и под грозовым дождем, и у Лизы в спальне, Марина не могла просто так взять и отправиться в буфет или на перекур. Волшебство захватило настолько, что кружилась голова и в глазах мелькали искры.
Но тут подошла капельдинер – та самая, которая устраивала ее в первый ряд.
– Вы хотите зайти в гримерную? Олег Владимирович сказал, вам можно.
Марина молча, все еще не решаясь заговорить, кивнула.
Через служебные двери капельдинер привела ее в знакомый коридор, и Марина сама постучала в гримерку.
– Да!
