align="center">О смысле жизни и драконах
Никто так и не пошел воевать со злом, а запуск зеленых шариков отменили из-за дождя. Теперь к спинке Полининого стула привязаны сразу четыре шара. Они тоже устали на митинге, хотят домой. Полина сопит через соломинку: у нее молочный коктейль давно кончился, и даже лед растаял. А папа все разговаривает со Стаськой и его Дашей. Стаська крутит в пальцах обертку, сложенную сперва полоской, а потом колечком, и спорит с папой. А Даша тоже сопит в трубочку от коктейля.
Сперва про догхантеров говорили, а потом начали скучное, про смысл жизни. Полина уже успела переплести ленточки на шариках, сходить в туалет, потом еще раз сходить – покорчить рожи перед зеркалом. Там освещение такое, что у Полины белки глаз светятся, а кожа загорелая, и родинку-«вишню» почти не видно. Полина там крутилась, пока одна пожилая женщина не обозвала ее обезьяной. Пришлось идти обратно.
На сапогах уже грязь высохла и начала отваливаться, как чешуя у дракона. А папа все разговаривает. Мимо проходит кто-то с подносом, задевает Полинин стул. Самый большой зеленый шарик касается макушки, гладит ее, чтобы Полина не злилась. Этот шарик почти прыгает, а остальные три, наверное, стесняются.
– Они будут плакатами размахивать, а собаки как гибли, так и… Думаешь, от того, что мы эту бумажку подписали, что-нибудь изменится? – возмущается Стас.
– Естественно, – отвечает папа. – Есть же утверждение: «Хочешь изменить мир – начни с себя». Вот вы сегодня приехали – вы себя уже изменили.
– Если менять мир, то только к лучшему, – говорит Даша.
– Это как получится, – отвечает папа. – Перемены – явление постепенное. Как дети. Ребенок же за ночь на полметра не вытягивается? Если не фиксироваться, не сравнивать каждый день, то смотришь однажды и замечаешь. Хоп! Уже полметра выросло.
– Как я за лето на даче выросла, да? – торопится сказать Полина. Ну наконец-то они о нормальном заговорили. – Пап, меня дед Толя на двери отмечал, ножиком. Он порез в ней делал, а баб Тоня надписывала. А там знаешь какие порезы есть? И Стаськины, и Нелькины. И даже маленькой мамы. И Стаськиной мамы тоже.
– Это дверной косяк, – папа кивает, а потом опять про скучное говорит: – Вот надо, как Полинка сейчас сказала, ставить отметки на косяке. Смотреть по конкретному параметру, насколько мир изменился.
– На сколько в нем добра больше стало? – спрашивает Полина. Пусть папа ее снова впустит в этот взрослый разговор – как в игру примет.
– Добра. Или ответственности. Или равнодушия. Тьфу, забыл, как «равнодушие наоборот» будет.
– Это называется «антоним»! – подсказывает Полина.
– Забота? – Стас хмурится так, словно у него опять губа болит. Полина уже поняла: Стаська тоже недоволен, что они пришли, а ни одной собаки им спасти не дали. Собаки даже не в курсе, что столько людей пришло их защитить.
– Жалость? – говорит Даша.
– Скорее, соучастие. Но оно хорошо в разумных дозах… – продолжает
