Создания»? К счастью, паниковать долго не пришлось: ранец лежал на небольшом столике у кровати. Сначала я схватил его, крепко прижав к груди, и только потом проверил, все ли в порядке с содержимым.
Вещи, слава и Триединому, и Триаде, лежали на своих местах.
Я немного постоял в обнимку со своим сокровищем, будто баюкал ребенка, и только затем огляделся. Принимали здесь, судя по обстановке, состоятельных клиентов. И вообще, если бы не зеркальный потолок и обилие агрессивного красного цвета, я бы назвал это место хорошим гостиничным номером. Здесь даже имелась своя отдельная ванная комната – настоящая роскошь в моем положении!
По непроглядной темноте за окном я понял, что стоит глубокая ночь.
За стенами слышались отголоски смеха, музыки, скрипа кровати и приглушенных стонов. Я попробовал отрешиться от посторонних звуков и по кругу обошел просторную комнату. А нет, не только потолок и цвет отличали это место: из любопытства я открыл шкаф в углу и увидел огромное количество причудливых приспособлений, мне неизвестных, но, очевидно, предназначенных для разнообразия утех, которым здесь предавались.
Что ж, посчитаем случившееся интересным опытом. Но его повторять я не намерен.
Дернув ручку двери, с удивлением понял, что заперт. Бессмысленно толкнув створку еще несколько раз, я выругался. Зачем меня заперли? Хотели бы что-то сделать – не дали бы мне прийти в себя.
– Эй! – позвал, понимая, что вряд ли буду услышан.
Ища пути отступления, я подошел к окну. Оно выходило не на знакомую улочку, а во внутренний дворик – небольшой и глухой, как колодец. Соседние здания настолько плотно примыкали к стенам «Женского дома», что в темноте я не мог различить зазоров. Бо́льшая часть окон была темна, только в двух я различил огоньки лампад. В первой комнате у окна сгорбленный старик переписывал манускрипт, дотошно сверяясь с лежащим рядом ветхим оригиналом. Во второй – на широком подоконнике сидел юноша, перебирая струны гитары, и смотрел на окна борделя с рассеянным выражением лица.
И юноша, и старик производили гнетущее впечатление: бедная одежда и потрепанный вид обоих складывались в типичную картину кварталов, соседствующих с трущобами, где жизнь обителей редко бывает счастливой.
Оранжевый свет, падая на потрескавшиеся стены, вызолачивал дикий виноград, оплетший «колодец». Конечно, можно было попробовать с карниза пробраться на крышу, а уже дальше поискать удобный спуск, но я решил не торопить события.
Тем более под дверью раздалось шарканье, а затем – шепот.
– Господин, вы звали? – Голос я узнал. Фаби, кажется.
– Что происходит? Почему я заперт?
– Простите, вы были без сознания, а в открытую дверь мог вломиться кто-то посторонний. Мадам сказала, что другим вас лучше не видеть, даже велела всем помалкивать. Вы не подумайте ничего! Мы очень благодарны за Дафну! Откроем дверь утром, когда клиенты разойдутся.
