и почти наверняка достиг цели; Мицар ничем не отличался от него. Следовательно… «Почти ничем», – подумал он. Невозможно забыть о жутком существе, похищающем половину времени и физических сил…
Вряд ли в городе станет легче. Шумное место, зловонное место… И все же мальчик зашагал на северо-запад, предоставляя медиумам возможность ползти следом. Клон знал, что будет в течение ближайших часов: бессмысленная гонка за укорачивающимися тенями, послеполуденная жара, затянувшийся отдых в тени…
Еще один шанс для глупой слабой сучки.
Старик открыл глаза и не сразу понял, где находится. Теперь ему казалось, что он провел ночь в наглухо запертом шкафу, в который не просачивались даже обрывки сновидений. Или, лучше сказать, в холодильнике. Темном, отключенном от сети холодильнике, хранящем только один неистребимый запах – старости. Молью – вот кем был старик. Молью, умирающей в нафталине…
Неловко ступая затекшими ногами, он перешагнул через порог и внезапно остановился. Потом обернулся и наклонился, чтобы получше рассмотреть то место, на котором всю ночь просидел мальчик.
Там лежали жирные белые личинки. Они не были раздавлены, несмотря на то что утрамбованная земля казалась очень твердой. Свет восходящего солнца действовал на них как растекающаяся лужа раскаленного металла. Личинки съеживались, чернели и рассыпались в пыль…
Старик завороженно смотрел на высыхающие влажные пятна – отпечатки маленьких ягодиц мальчика. Личинки были только тут – и что это означало? Очередной бессмысленный фокус клона? А может быть, тот просто расширял круг своих странных увлечений?
Старик протянул руку к одной из личинок. Он вряд ли соображал, зачем делает это. Когда он нагнулся пониже, в глаза хлынула темнота, будто он погрузился в нефтяное озеро… Старик выпрямился и торопливо заковылял вокруг башни в поисках уединения. Иногда в нем просыпалась ложная стыдливость.
Он опорожнил мочевой пузырь возле желтеющего кустарника, чтобы хоть его влага не пропала даром.
…Две фигуры удалялись от него, двигаясь по безжизненной шахматной доске, расчерченной на квадраты межами заброшенных полей. Одна – стройная, как офицер, другая – маленькая, как пешка. Но то была ПРОХОДНАЯ пешка. И когда она дойдет до места назначения, кое для кого партия закончится. Старик не понимал, но предчувствовал это. Он был фигурой, предназначенной в жертву. Хорошо, если не напрасно. Вполне возможно, что люди из Святой земли были никудышными игроками…
По мере того как клон удалялся, тоскливое чувство усиливалось, превращаясь постепенно в физическое неудобство, а затем и в острую боль. «Что они со мной сделали?» – спросил старик у своей тени, а затем у неба. Он чуть не заплакал от боли.
Небо ответило ему всплеском слепящей голубизны и хрустальным звоном в пустоте…
(Неожиданно его память совершила прыжок в прошлое. Это был приятный, полезный
