посягательств «логиста Дмитрия» (а это несомненно был он) взорвалось в её сердце, как сверхновая. От падения в пропасть, которое длилось целую вечность и никак не могло прекратиться само по себе, Лизу кошмарно мутило, будто она тренировалась на центрифуге перед полётом на орбитальную станцию. Всё, это точно конец. Воздух брать неоткуда.
Но даже если ей стало нечем дышать, последнее, что она умудрилась сделать, – это вскинуть руки и прочертить ими нечто вроде окружности, отделяя себя от остального пространства непроницаемым барьером. Лизины ногти впивались в мягкую, податливую субстанцию, похожую на расплавленное стекло в мастерской стеклодува. Материя на глазах твердела, становилась всё более осязаемой, однако по-прежнему неразличимой на вид.
Когда защитный кокон разросся в стороны, женщина наконец судорожно захватила ртом воздух, коего внутри импровизированного убежища нашлось предостаточно. Неожиданно агония сошла на нет. Лизе стало комфортно. Тело перестало взывать о помощи, лёгкие не болели, да и тошнота прошла. Прозрачный шар, в котором офисная сотрудница средних лет летела в тартарары, нёс её вовсе не навстречу верной гибели.
Голос провокатора давно замолк, в голове было блаженно тихо. Лиза вымученно улыбнулась и закрыла глаза. Спасительный кокон дарил ей умиротворяющее тепло, убаюкивая её в волнах звёздной пыли, как ещё не рождённого младенца – в амниотических водах материнского чрева. Она так устала, так ужасно устала… Пусть теперь всё будет хорошо. Пусть её личная космическая шлюпка, ведомая её силой воли, прибьётся к дружественному берегу.
Лиза точно знала, что сейчас уснёт. Она не страшилась потерять контроль над ситуацией (что здесь контролировать вообще?), она доверилась этой странной доброй энергии, бережно гладившей её по спутанным волосам и дарившей безмолвное утешение её одинокой, исстрадавшейся душе. Когда придёт пора пробуждения, она встретит утро на травяном матрасе, набитом душистым сеном, потянется, похрустит своим «хондрозом» (по выражению бабули), затем лениво зевнёт и найдёт себя лежащей на резной деревянной кровати, знакомой ей с детства.
Да, она уверена в том, что кокон, образующий с её подсознанием единое целое, перенесёт её именно туда. В дом юности. В любимую избушку, приютившуюся в крохотной деревеньке посреди тайги. В июне там стоят белые ночи, в третьем часу восходящее солнце уже розовит небо над макушками сосен, и картина эта всегда напоминает ей иллюстрации Васнецова, до дыр засмотренные в книжке с народными потешками.
Потом Лиза встанет, зябко поёжится от обычной для здешних широт прохлады, накинет на ночнушку халат и босиком прошлёпает по стылому дощатому полу на кухню. На столе непременно будет стоять накрытое салфеткой блюдо с испечёнными накануне шаньгами. Сквозь щель между оконными занавесками на клеёнку пробьётся задорный лучик, дотронется до хрустальной креманки с земляничным вареньем, и на её полукруглой крышке заиграет радуга.
В доме к утру уже давно протопится
