темными были гардины на величественно вздымавшихся под своды замка окнах, к тому же во внушительного размера зале, куда меня беззастенчиво втолкнул юнец-писарь, была кровать. Я уж было вновь заробел и почувствовал желание немедленно покинуть эту комнату. Но самообладание и выработанная годами службы солдатская стойкость взяли верх, я совладал с собой и даже сделал несколько маленьких, но очень решительных шагов вглубь залы.
«Утречка, любезный подданный», – услышал я из-за большой шелковой ширмы в аккурат по центру помещения властный мужской голос, которой эхом разнесся по комнате. – «Немедленно представься и изложи цель своего визита, будь же краток и откровенен. Ложь моему светлейшеству совсем не по душе.»
Господин граф издал сухой смешок, но так и не показался из-за завесы. Я поспешил назваться и рассказал о притеснениях со стороны деревенских властей, своем желании обзавестись небольшим земельным участком, положенному мне по делам и подвигам моим. Словно бы мимоходом обмолвился о дерзости конюхов с внешнего двора и полном отсутствии дисциплины в рядах замковой стражи. Перебрал в уме все вышесказанное и остался вполне доволен своим емким и вполне подробным докладом.
«Ха-ха-ха! Боги, это так забавно! Нет, милый Отто, я крайне восхищен вашим рвением. Насчет ваших наблюдений – в замке немедленно будет проведена необходимая показательная порка любого стражника, на которого вы укажете. И не вздумайте отказаться от своих слов! Считайте это прямым приказом моего светлейшества. Что же насчет земли… Этим вопросом занимается непосредственно канцелярия нашего короля, к сожалению, вашу просьбу я не смогу удовлетворить. При всем моем уважении к почетной службе пикинерского полка. Ох и задали мы жару неприятелю в той битве, а?»
Господин граф громко рассмеялся, и из-за ширмы показалась худая старческая рука, усыпанная перстнями. Я поспешил засмеяться в ответ, хотя не совсем понял, о какой именно битве идет речь. И неужели мы могли встречаться на поле брани? Он говорит со мной, как со старым знакомцем, но никак мы раньше не могли говорить.
Тем временем господин граф отодвинул шелковую завесу и медленно вышел на свет, пробивающийся через узкую полоску пустого пространства между двумя тяжелыми гардинами.
«Продолжим чуть позже, Клаус,» – небрежно бросил он живописцу и потуже завязал пояс на своем изысканно-потрепанном халате пурпурных цветов.
«Прошу у вас прощения, господин граф,» – поспешил извиниться я и склонил голову в знак нижайшего смирения и покорности. – «Не только за то, что прервал ваше занятие живописью, но и за наглость просить у вас лично.»
«Что вы, Отто! Вам ли извиняться? Не смейте думать даже о том, что причиняете моему светлейшеству какие-то неудобства! В конце концов, моей прямой обязанностью в послевоенное время является, непосредственно, восстановление мира, порядка и благоденствия на моих землях. Особенно то касается тех, кто верой и правдой служил мне на поле брани. Верно
