и снисходительно кинул: – Расслабься.
– Уходи!
Она не могла позволить себе испугаться! Наверху – дочь, и единственным защитником и дочери, и себя самой была она.
– Не-а, не уйду, – его как будто забавляла вся эта ситуация. Отпустив агрессию, он теперь просто пялился на нее и посмеивался. – Уйду, когда сам захочу, – он отхлебнул из кружки и улыбнулся кончиком губы.
– Я вызову ментов, – прибегла Олеся к угрозе, в душе прекрасно понимая, что никаких ментов она не вызовет. Не в ее ситуации. Только на посмешище себя выставит…
– Вызывай, – еще раз отхлебнув, он сделал два шага назад, не сводя с нее взгляда, и опустился на табурет, всем своим видом показывая, что чувствует себя как дома, – но знай – просто так я не позволю себя закрыть. Чтобы зазря не сидеть, сделаю тебе чего-нибудь… Поняла?!
– Что тебе нужно?!
Он отвел глаза в сторону, словно задумался, а потом пожал плечами и выдал ей как неразумной, будто удивляясь ее несообразительности:
– Денег.
– Денег у меня нет! – строго оборвала она его, а мысленно воззвала: – Ну, убирайся уже, ну!
– Так это ты, что, за бесплатно совесть свою продала, а?
– Твое какое дело?! – разозлилась Олеся. Будет еще ей нотации читать?! – Ты сам далеко не ангел, наверное, да?! – а когда он не ответил на ее полу-вопрос, совсем осмелела. – Пошел вон!
Его лицо моментально изменилось – стало злым, жестким. Он резко подскочил со стула, двинулся к ней. Она смогла вблизи рассмотреть его подрагивающие крылья носа, крепко сжатые губы. И взгляд, острый как бритва. Он был опасен, поняла Олеся, очень опасен, несмотря на то, что был молод, явно младше нее.
– Что ты сказала?! – угрожающе прошептал он, нависая над ней.
Олесе пришлось отклониться, насколько позволяла оказавшаяся позади нее столешница, а иначе он бы просто вжался в нее. Опустив глаза, она молчала, выжидая, когда он успокоится. Она погорячилась. С ним так нельзя. Теперь не осталось никаких сомнений в том, что свой билет на зону он получил не просто так. Зато стало морально легче – можно больше не обвинять себя в том, что отправила за решетку невиновного. Хотя эта вина, которая стала уже чисто автоматической и вытеснилась куда-то за пределы сознания, помогала (если можно так сказать) жить той жизнью, которой она жила. Да, каждому по заслугам… Дочь только жалко… Настю… Ведь когда-то она узнает…
Настя! И снова Настя спасла положение.
– Ма-ам, – услышала она от двери, и сразу же стало легче дышать, но ненадолго.
Непрошеный гость отлепился от нее, но переключил внимание на ребенка. Сел перед Настей на корточки, как ни в чем не бывало, сказал:
– Привет.
Олеся фурией пронеслась по кухне. Проскочила мимо них и, встав за спиной дочери, крепко сжала ее плечи, силой постаралась задвинуть ту за себя.
– Мама, ты чего?! – Настя подняла на нее испуганные глаза и с места
