долго сидел.
– Вообще-то, на их месте я бы тоже вас отлавливал, – сказал он, потягиваясь. – Знаешь старую гоблинскую поговорку? «Не можешь победить врага – сделай его союзником». Способ у них не очень, но делают четко.
– Хочешь сказать, – решил уточнить я, – из страха нас в нежить превращают?
– А из-за чего же? – удивился Курт. – Вы их главные враги. Остальные как-то уживаются с Мертвой степью, а вы, то и дело, наведываетесь.
Я оскалился и проговорил:
– С каких пор набеги на человеческие деревни стали мирным «уживанием»? Да и не часто мы наведываемся. Ну, приходила стая пару раз, ну утащила несколько мертвяков. Я подростком тогда был. И что? Они все равно множатся как зайцы. А кости их самые что ни есть полезные.
– Чем это? – поинтересовался гоблин.
– В них особый сок. Улучшает превращение, – ответил я.
Азута прикрыла губы ладонью.
– Фу, гадость какая, – сказала она, вставая из-за стола. – Ворг ест нежить. От одной мысли желудок к горлу подступает.
– Можно подумать, отрубать им голову менее противное занятие, – произнес я.
Сестра Курта собрала кружки, уместив в одной ладони все три. Все-таки она слишком массивна даже для гоблинши. Хотя все южные гоблины высокие и крепкие. Зато их собратья на севере – низкорослые карлики со скрипучими голосами. Ломятся на работу в таверны Межземья, там хорошо платят, хоть и приходится пахать без продыху.
– Ты вот что, Лотер, – сказала она, направляясь в кухню, – раздевайся.
Я вытаращил глаза. Курт, спокойно ковырявший в хлебном мякише, замер. Палец так и остался в хлебе, гоблин с недоумением посмотрел на сестру.
Вода в котле и забурлила. Капли шипят, попадая на дрова. Ощущение, что за очагом клубятся маленькие змейки.
– Болваны, – сказала Азута строго. – Ворг, будешь мыться. Я не дам ложиться на чистые простыни. С тебя грязь комьями отпадает. И разит. Даже не пойму чем. Случайно в козлином загоне не ночевал?
Я облегченно выдохнул. Сестра Курта высокая и статная, но гоблины – точно не мое.
Зеленомордый вытащил палец из хлеба и обтер его о штаны. Послышался сдавленный смешок. Я бросил суровый взгляд на гоблина, тот хмыкнул и прищурился.
– Ну, – начал я, – может и ночевал. Теперь уже не помню. Был какой-то постоялый двор на краю Центральных земель. Мест не было, но овчарня теплая и уютная.
– Ужасно, – сказала Азута брезгливо. – Ест всякую дрянь, спит, где попало. Поди, еще разбойник. Одно слово – ворг.
– Ну-ну, – предостерег ее брат. – Ты не больно наседай на него. Все-таки хищник, хоть и должник.
Он опасливо покосился на меня.
Холка встала дыбом, ощутил, как клыки стали удлиняться. Не обращение, конечно, так – свирепство. И опять это странное чувство, что за мной кто-то следит. Я глухо зарычал, но когда поймал на себе строгий взгляд Азуты – все моментально улеглось. Говорят, что нет ничего страшнее, разозленной женщины, а гоблинская
