style="font-size:15px;"> Решение безлунной ночью, да еще и при неспокойном море, подойти к линии прибоя острова Тимафайа являлось по-настоящему рискованным, и Абелаю Пердомо пришлось призвать на помощь всю свою ловкость, смекалку и знания, чтобы в каких-то ста метрах от маленькой бухточки с черным песком спустить на воду крошечный плотик, на который тут же запрыгнул Асдрубаль.
Затем Абелай положил баркас в дрейф, и только тогда, когда находился уже в двух милях от берега, развернул его на сто восемьдесят градусов, взяв курс на северный мыс острова, так, чтобы к трем часам утра «Исла-де-Лобос» мог войти в спокойные воды Рио – узкого морского рукава, который отделял высокие утесы острова Фамара от вечно печального Ла-Грасиоса, единственное селение которого в это время тонуло во мраке. Но Абелай Пердомо не нуждался в свете, так как мог плыть, ориентируясь по отблескам далекого маяка Алегранса да по темному, вырисовывающемуся на фоне неба силуэту, образуемому высокими скалами восточного берега.
Ветер зло засвистел в вантах, когда баркас, опасно накренясь, буквально несся по спокойным водам Рио. Какой-нибудь полуночник-рыбак с Ла-Грасиоса, решивший забросить свои сети, решил бы, что видит перед собой паруса Летучего голландца, неприкаянного духа, мчащегося мимо грозных утесов острова прямо в преисподнюю.
Айза Пердомо сидела на корточках на носу баркаса, а рядом, по-прежнему безмолвный, устроился ее дед. Она, притихнув, смотрела на море и на мерцающие звезды, то появляющиеся из-за туч, то пропадающие за гигантскими отвесными скалами. По мере того как баркас приближался к цели, в ее душе разрасталась тоска, ибо с каждой минутой она все яснее осознавала, что теперь уже не скоро увидит тех, кого так любила.
Даже отсутствие Асдрубаля, прятавшегося по другую сторону пролива Бокайна, она переносила с трудом. Теперь же ей было страшно представить, как она станет просыпаться по утрам, не слыша привычной возни матери на кухне, не ощущая запахов родного дома, лишившись возможности выглянуть за дверь и увидеть море, откуда так часто возвращался баркас ее отца.
Она вспомнила Руфо Гера, человека замкнутого и одинокого, все время проводившего с книгами. Обычно он устраивался на берегу, прислонившись спиной к борту перевернутой старой шаланды, и до вечера погружался в чтение. Частенько он просил Аурелию Пердомо, которую уважал за энциклопедические знания, объяснить ему особо сложные места, которые он не в силах был понять.
Таким образом он скорее мог считаться другом Аурелии, чем Абелая, однако к старшему в семье Пердомо он питал особую симпатию и был предан ему всей душой, ибо однажды, когда оба они были еще очень молоды, Абелай Пердомо в одну из безлунных ночей помог четыре часа продержаться на плаву его единственному брату, когда один из пароходов разломил надвое баркас, на котором они рыбачили.
Восемь лет назад, когда умерла одна из тетушек Руфо Гера и оставила ему в наследство свои земельные участки и дом в Арии, он решил, что и
