в ОГПУ вызвали самого о. Алексия. В это время его сын, о. Сергий, и многие из духовных чад собрались в храме на Маросейке, чтобы помолиться о благополучном исходе. Он сам, вернувшись, рассказывал, что его спросили: «Вот, о. Алексий, вы уже стары, жизнь идет вперед, в храм ходят одни старухи, верующих становится все меньше. В ком вы надеетесь найти себе смену, откуда возьмутся новые священники?» Он ответил: «Верующими не родятся, а становятся. Вот был Савл, гнал Церковь Божию, а потом обратился и стал апостолом Павлом. Верующим можно стать в одну минуту. Вот, может быть, пройдет время, и вы уверуете в Бога, захотите стать священником, придете ко мне, и я дам вам рекомендацию к Святейшему Патриарху». [1, с. 142] Батюшку отпустили, но запретили ему принимать народ, угрожая репрессиями.
После этого массовый прием посетителей действительно пришлось прекратить – батюшка принимал только духовных чад. Участковый строго следил за тем, чтобы у о. Алексия не бывали посторонние. Известен рассказ одной из духовных чад о. Алексия о том, как власть ограничивала доступ посетителей: «Однажды пришла я к батюшке и сидела в столовой… дожидаясь, когда позовет меня батюшка. В передней сидели две посторонние женщины, пришедшие на совет. В дверь кто-то постучал, и эти женщины открыли. Вошедший о чем-то начал их спрашивать. После нескольких вопросов он начал кричать, грозить, ворвался в столовую со словами: «Вы опять народ принимаете! Я вам запретил!» Оказался участковый. Ему сказали, что они пришли исповедоваться. «Какое – исповедоваться?! Они сами сказали, что одной надо корову продать, другой – дочь замуж выдавать!» Вышел бледный и взволнованный о. Сергий и еле-еле уговорил его». [1, с. 140] После этого случая домашние долго не пускали к о. Алексию посетителей, опасаясь реакции властей.
В декабре 1922 года маросейский храм понес еще одну утрату – скончался о. Лазарь – духовный сын и сослужитель о. Алексия. Сам о. Алексий очень скорбел, хоть и говорил, что о. Лазарь был «зрелой пшеницей», приготовившись к встрече с Господом. Говоря об о. Лазаре, батюшка одновременно прощался со всеми сам, говоря, что это его последнее Рождество, что и его отшествие недалеко.
Последний год и кончина
Наступил 1923 год. Батюшке становилось все хуже – он постоянно задыхался от мучившей его одышки. Встречаясь с духовными чадами, он говорил, что не сделал в жизни ничего достойного, так чтобы быть готовым предстать перед Богом: «Разве, умирая, кто-нибудь может сказать о себе, что исполнил все повеленное ему от Бога. Так на что же надеяться?.. На великое Его милосердие только. Он был распят за нас, понес все грехи наши, и мы поэтому получили дерзновение просить Его заступничества перед Богом Отцом. Сказать, что мы исполнили повеленное нам хотя бы отчасти, мы не можем, но должны, умирая, иметь чистую совесть и в душе сознание, что сколько было сил, старались делать все, что требовалось от нас Господом, чтобы совесть наша ни в чем, ни в самом малейшем не могла бы нас укорить. Вот. Готовы мы никогда не можем быть, но, умирая, должны иметь чистую совесть». [1, с. 144–145] Наступал Великий пост
