острым. Он входил в роль тореадора. И вот он стал настоящим матадором. Хемингуэй взглянул на Мэри, которая стояла напротив, и была готова в роли быка броситься на него. Объект для игры присутствовал. Тогда Хемингуэй взглянул на даму сердца, как положено истинному тореадору. Но его взгляд упал на Афдеру, которая взволновано, приветствовала его взмахом рук – она тоже вошла в игру. Хемингуэй улыбнулся Афдере, у которой, в ответ, улыбкой расцвело лицо, и повернулся всем телом к другой стене. Адриана, не шелохнулась, когда он отвесил ей церемонный поклон, взмахнув скатертью. Только сердце у нее замерло, будто в пустоте и провалилось в неизвестность. Раньше ее сердце, так не срывалось с души. Ей было до спазм сладостно и одновременно до трепета тревожно, что Хемингуэй в присутствии всех объявил ее дамой своего сердца. Лучше бы он этого не делал! Она не видела кривую от досады усмешку Афдеры, оценивающий и умный взгляд барона Франчетти, добрую и понимающую улыбку Аспазии, ревнивое лицо Мэри. Но, слава богу, другие смотрели не на нее, а на писателя. Кажется, они ничего не заметили. Кажется, все не видят ее! Они смотрят только на Хемингуэя. Так успокоила себя Адриана.
Послышались возбужденные и насмешливые крики зрителей, их аплодисменты, вернувшие Адриану к игре.
–Браво, торо!
–Вперед!
–Смелее!
Маленькая Мэри, как бы еще более съежилась, под этими криками и бросилась на красную скатерть, которой размахивал перед ней Хемингуэй. Тореадор ловко увернулся от нее и закричал:
–А рога! Где рога!
Мэри улыбнулась зрителям, как бы показывая, что она полностью подчинена игре мужа. Она приставила к голове руки и, вытянув вперед указательные пальцы, бросилась на красную тряпку. Но и сейчас Хемингуэй успел увернуться от нее. Но движения его замедлились, было видно, что он вспотел. Но никто не знал, что он услышал звон в голове. Резкие движения в таком возрасте противопоказаны и врачи постоянно советовали ему вести более спокойный образ жизни.
Мэри изящно и быстро развернулась за спиной Хемингуэя, снова пошла на него, выставив вперед рожки. На этот раз тореро не успел полностью развернуться лицом к нападавшему быку. Мэри головой и пальчиками уперлась в его живот и замерла. Тореадор был повержен более выносливым соперником.
Хемингуэй опустил скатерть на пол и тяжело вздохнул. Пот струился по его лицу. Почти не запыхавшаяся Мэри подняла белую головку вверх и с улыбкой, чтобы все слышали, произнесла:
–Папа! Ты сегодня проиграл. Коррида закончилась в пользу быка!
Хемингуэй мотнул головой, как бык и, вроде бы хотел возразить, но Мэри его опередила, твердо заявив:
–Финиш! На сегодня корриды хватит.
И Хемингуэй неожиданно для зрителей, согласился:
–Хватит! Ты, как всегда права – тореро из меня не получился.
Он, как и в начале игры, церемонно поклонился зрителям.
–Бой закончился в пользу быка. Но на настоящей арене такого быть не может. Тореро всегда
