сознавал, что Элеонора права, и это бесило его еще больше. Он отпустил руку Лауры, подошел вплотную к зеркалу, столкнувшись с Элеонорой взглядами, и произнес:
– Возможно, но я люблю ее.
Элеонора поздно сообразила, что не следовало подпускать Эдгара близко – она полагала, что через тысячу километров он не сумеет добраться до нее. Она отступила на несколько шагов, схватила стул и замахнулась в яростном порыве разбить проклятое стекло, но опоздала. Пальцы у нее разжались, стул с грохотом упал на пол, а сама она рухнула на колени.
Эдгар стоял за границей миров, и сила вскипала в нем – свежая кровь Лауры придавала ему сверхъестественную мощь. Глаза потемнели, в них загорелся мрачный огонь. Он поднял руку, и пальцы его казались сплетением тьмы и пламени. Острый нож прилетел из кухни и упал перед Элеонорой. Она тихо вскрикнула, но уже не могла бороться с волей своего могущественного предка. В венах Элеоноры текла его кровь, и во власти Эдгара было ее притянуть. Пытаясь сопротивляться, женщина подняла нож, и ее рука дрожала, когда она подносила острие к левому запястью. Через силу Элеонора сделала глубокий надрез, а затем полоснула и по правой руке. Алые слезы хлынули у нее из глаз одновременно с кровью из вен. Крови было много – как раз днем, перед полнолунием, ей сделали донорское вливание. Элеонора бессильно опустилась на пол, кровь клубилась вокруг нее, как дым, испаряясь и преломляясь сквозь пространство. Через несколько минут от моря крови не осталась и следа, кроме багровых пятен на ее дорогой пижаме. Зеркальный портал насытился жизненной силой Элеоноры и растаял, вычерпав ее до дна.
Женщина лежала в изломанной позе, ее белая плоть высохла, в лице не осталось ни кровинки, а в глазах потух свет. Нет, она не превратилась в старуху, но когда все же нашла в себе силы повернуться к зеркалу, увидела, что наконец выглядит на свой возраст. Такой ее обнаружил Филипп – распростертой на липком полу, сломленной и постаревшей. Он в ужасе опустился на колени и склонился над женой:
– Что случилось, Элси?
– Вот и все, дорогой, – выдохнула Элеонора и дотронулась до его лица обескровленной рукой, – все кончено.
А тем временем в далекой Румынии Эдгар так же стоял на коленях перед кроватью, где лежала Лаура в светлом ореоле окровавленной невинности. Раны на ее запястьях затянулись, и шрамы стали как будто отполированными. Эдгар с облегчением прижал ее руки к губам и произнес, как заклинание:
– Во имя нашей общей крови, скрепленной веками, что связала и разъединила нас во времени! Во имя всей пролитой крови, что теперь иссушена и забыта, которой ты питалась в материнской утробе! Во имя твоей собственной крови, что сейчас поддерживает мою жизнь! Воскреси в себе жажду жизни, чтобы восполнить ее свежей кровью! Живи, Лорелия-Вирджиния!
Дальнейшая судьба Элеоноры Эдгара не заботила – он не был уверен, что та умрет, но видел, что жертва принесена не напрасно. Эдгар, пожалуй, с радостью избавился бы от нее, уж слишком она утомительна. Он брезгливо поморщился, отгоняя воспоминание об Элеоноре, и обратил все свое внимание на ее дочь.
