Предисловие к книге «О времени и о себе»
Книга Леонида Нисмана «О времени и о себе» представляет собой и витрину – почти иммерсивную, как сейчас принято в некоторых театральных постановках – то есть создающую эффект присутствия, погружения, и интерактивную, иными словами – диалоговую, раскрывающую характер и степень взаимодействия с персонажами, а во многом – осуществляющую его, и трогательную (когда кажется, что выставленные предметы можно потрогать), и заветный сундучок, тот который, согласно поэту Дмитрию Кедрину, не променяешь «ни на призраки богатства, ни на вино», ни на ещё что-либо.
Целомудренного человека спросили: «Для чего существует искушение?» Ответ был предсказуем: «Для того, чтобы с ним бороться». Когда хорошо знаешь тему, есть опасность начать предисловие с предсказуемых, расхожих фраз. Искушение велико. Или того хуже, допустить развязную фамильярность – от некоторой робости, шутливо подмеченных Соллертинским у молодого Андронникова во время дебютного ведения филармонического концерта. Но откуда робость? Ведь одной из избитых и комфортно подворачивающихся формул могла бы стать сентенция, что повествовать об адресате легко и сложно одновременно. Поскольку есть шанс опереться на давнее знакомство с героем, который сам является автором и рассказывает о себе охотно, щедро делится с людьми и опытом, и знаниями, и всем тем, чем его наделила природа. Однако, оглянувшись на 85 лет юбиляра, понимаешь, что есть люди, знающие профессора Леонида Нафтульевича Нисмана куда дольше и лучше, причём люди эти заслуженные и весьма известные.
Не менее банальными были бы повторы из собственной книги об Эдди Рознере, дескать, наша жизнь состоит из подробностей, мелочей, крупиц, теряющихся на дорогах времени. Они остаются в пройденных лабиринтах, пылятся в архивах – забытых, никем не востребованных. Поиском подробностей жизни Рознера мне приходилось заниматься не раз, долго и кропотливо. Обычно в одиночку. К счастью, профессор Нисман сам рассказывает о себе. И, окидывая мысленным взором славный и тернистый путь профессора, понимаешь, насколько велик риск повторить то, о чём он повествует и так или сослаться на собственные экзерсисы по тому же поводу. Ведь о Нисмане мне уже приходилось писать много лет назад, и в написанное тогда я попытался вложить если не всё, что знаю и думаю об этом замечательном человеке, то по меньшей мере всё, что вправе или даже обязан был сообщить читателю об авторе. Но в рукаве у фокусника всегда много подробностей. Даже жизнь отшельника вбирает в себя толщу фактов, которые могли бы стать причиной большой или маленькой книги. История Робинзона – наглядный пример. А если этот человек не отшельник, но эрудит, способный, помимо документов о повышении квалификации, и массу свидетельских показаний предъявить, и законную гордость от знакомства и дружбы со знаменитостями продемонстрировать, и пытливым интересом к разным областям знаний поделиться? Тогда остаётся один шаг до выхода к читателю.
«Сейчас писателем стать легко. Просто надо чего-нибудь написать. Это раньше было трудно», – отмечал незабвенный душелюб и великий людовед Евгений Сазонов и был неправ. Ибо ещё Антон Павлович Чехов подчёркивал, что «стать писателем очень нетрудно. Нет того урода, который не нашёл бы себе пары, и нет той чепухи, которая не нашла бы себе подходящего читателя». Однако нельзя не вспомнить и слова великого Гленна Миллера о том, что «все хорошие авторы is текстов – отличные читатели». А также миллеровский совет: при интересе к тому или иному автору, взять каждое его произведение, изучить и стать жадным читателем всего, что можно найти.
Леонид Нисман, безусловно, следует миллеровскому совету. Он не только пристально изучает всё, что ему важно и интересно, он старается приобщить других читателей к своим находкам. Кстати, о читателях, слушателях и прочих клиентах-реципиентах. Иные упрямцы пытаются лицемерно спорить, размахивая как флагом одним случаем, который произошёл с Леонидом Утёсовым в конце двадцатых годов. Явившись тогда в кабинет напевов Музтреста (студии грамзаписи ещё не существовало) в ответ на своё скромное желание записать пластинку, Утёсов услышал: «Кому она нужна? Кто её будет покупать?». И не замедлил с объяснением, ничтоже сумняшеся, дескать требуется она лишь ему и только в единственном экземпляре. Думаю, что мемуары тёзки Утёсова, который, подобно Леониду Осиповичу, обладает тягой к универсализму, к жанровым соединениям, к синтетическому подходу, и смог бы, наверное, с равным успехом стать филологом, музыкантом или актёром, прими он в юности иное решение, будут интересны многим и многим. Не исключено, что для кого-то они даже окажутся настольной книгой, я в этом почти уверен. Биографы Утёсова упоминали в сюжетах о «всесоюзном запевале» тирады из старинных одесских рецензий по поводу «смешняков и каламбурцев», «пьющих из маленького, но собственного стаканчика». Пожалуй, такие определения подходят и Леониду Нафтульевичу. Порукой тому его неиссякаемый оптимизм, искромётный юмор, задушевная готовность к любым капустникам.
Есть категория «исповедальной прозы», бывают мемуары «как на исповеди». А на главном немецком радио Deutschlandfunk периодически звучат выпуски новостей in einfacher Sprache, «на простом языке».
