Юра не выпускает инициативу: делает заказ официантке и продолжает тему, теперь нашу общую, про Иру.
– О себе лучше самого никто не расскажет. Но к Ире это не относится, не в её характере. Она ведь о себе ничего не говорила? Я исправлю, рука с подчёркнутой значимостью поднимает рюмку, к блеску куполов присоединяется запонка.
В школе я её не замечал, три класса разница. С Ириным кузеном, Сашей, мы не один год ходили вместе на шахматы. Выросли, отмечали какой-то праздник, это могло быть всё, что угодно, например, отъезд его родителей на дачу. Зашёл спор о кино, тогда спорили яростно. Неожиданно пришла Ира, одна. Она напоминала осаждённую крепость, которая не сдаётся. Лет с четырнадцати у неё был роман с одноклассником, быстрое замужество. Дальше – коммуналка, мужа отчислили из института, после армии он не проявил желания ни учиться дальше, ни толком работать, и мир её возвышенных чувств начал разваливаться. Видимо, отношения испортились. Здесь она отражала нападки Сашиных друзей на фильм, не помню на какой, и привела цитату Фасбиндера. Этим оружием их отбила (кто такой?), а я сумел продолжить цитату, чем её удивил, – надо же, Сашин приятель, а знает Фасбиндера. Дело в том, что зарубежные фильмы шли в единственном кинотеатре – «Спартак», и туда было не попасть. За всем житейским – очередь, но вот чтобы отстоять за билетами на фильм пять-шесть часов, – одних усилий недостаточно.
Мы стали встречаться, разумеется, не часто, у каждого своя жизнь. Моих стихов Ира не любила, что нас связывало – страсть к литературе. Это было бегство от действительности. Мы вспоминали стихи любимых поэтов, обменивались книгами, которые не достать на чёрном рынке даже за большие деньги, которых, конечно, тоже не было. Вместе нам казалось, что жизнь продолжается. Она лучше знала Ахматову, Цветаеву. За чаем, не за вином, устраивали соревнование: один начинал стихотворение какого-нибудь поэта, другой должен был продолжить, или назывался третьестепенный герой серии романов – нужно назвать сюжеты, где он участвовал. Сравнивали сонеты Шекспира, Киплинга в разных переводах. Ире ближе Пастернак, одинаково относились к Маршаку, я считал Финкеля волшебником.
Я не мог понять, как она успевала следить за тем, что выходит? Бориса Виана я, знаток, даже не слышал, а она уже прочитала «Пену дней»! Достала и мне, книга не просто понравилась, а вызвала восторг. И так она во всём.
Как-то сидели в «Сайгоне», тогда он уже стал другим, книгу, что хотели достать, не удалось, разговор не клеился. Дома у Иры тоже, наверное, расклеилось, и я пытался её ободрить (истинно правдой):
– Ты такая красивая и умная – грех унывать.
– Ошибаешься, во-первых – умная, а потом остальное.
– Что поставишь на первое место, так жизнь и сложится.
Неожиданно Юра замолкает, что не свойственно, у стола вырастает Лена:
– Знаю, где искать.
– Хорошо, что не «у кого».
– Моей
