рука сама разожмется и выпустит его… Те, кто к нам выехал, так и не приехали. Зато мужчина, пытавшийся починить пульт, преуспел – честь ему, хвала и вечная благодарность. Карусель опустилась и встала. Нас начали выводить – не спецслужбы, а просто люди, наблюдавшие внизу. Ребенок мой, однако, соскочил сам, я тоже как-то сполз и – повис на железной ограде.
Ужас мало-помалу отпускал. С других каруселей доносилась музыка…
– Я вижу, традиция ужасов нас не покинула, – торжественно сказал Максим. – Но вообще я тебя понимаю. Я-то, конечно, на твоем месте вел бы себя иначе, но у меня… хм… подготовка другая… и комплекция. Но рассказывать ты мастак. Сразу видно – учитель. Круто получилось. Мои аплодисменты.
– А что – на карусели только русские были? – вдруг продребезжал Соломоныч. – Если бы евреи, не дай Бог, затесались, то им бы тут и крышка?
– Почему? – пожал плечами Станислав. – У вас, например, Давид есть. Завалил Голиафа только так. На моем месте вы своему сыну как раз о нем могли бы рассказать.
– Да уж, хорошо, что тогда я об этом не узнала, но потом-то мог бы рассказать, – проворчала Оля Большая. – Вряд ли мне бы это жизнь испортило, раз кончилось благополучно.
– Муж тебя берег… – задумчиво прошептала Маша. – Везет тебе… Меня вот никто не берег… Никогда…
Она сказала это без всякого умысла. Но все взоры обратились к Борису, который только присутствовал за столом, ни разу не вмешавшись в общие разговоры и, похоже, вовсе не собираясь принимать участие в этой бабьей затее. Никто, в общем, и не ждал, что он решит вдруг сделать их Декамерон настоящим, имеющим десять рассказчиков, – но Борис вдруг, не меняя небрежной позы, – сидел, откинувшись и забросив за спинку стула руку, – непринужденно начал действительно странный рассказ.
История десятая, рассказанная Борисом, странным человеком и фотографом из Петербурга, о том, как он повстречался со шпионом, и что из этого вышло.
Стоял август 2002 года, когда мой знакомый поэт и я, закончив совместные дела, решили расслабиться и выпить пива в ресторанчике. Войдя, мы обнаружили, что из ресторанного зала есть выход в тихий внутренний дворик, где тоже стоят столики – в тенечке и под открытым небом. Там мы и расположились, взяв по кружке ледяного пива. Мы тихо разговаривали, когда к нам за столик вдруг попросился мужчина лет около сорока на вид. Я показал ему глазами, что вокруг есть несколько пустых столиков, но он достаточно вежливо извинился и объяснил, что моряк, вернулся из плаванья, в Питере проездом из Калининграда в родной город, очень устал от одних и тех же лиц, стосковался по людям, просит разрешения с нами поговорить. Что ж, бывает. Мы не возражали. Он очень настаивал на своем желании угостить нас за любезность пивом. Показалось неудобным отказываться…
Первый раз я по-настоящему удивился, когда принесли четыре пол-литровые кружки
