решительно отпихнул ногой вывалившуюся подушку, шагнул внутрь шкафчика и прикрыл за собой дверцу. И едва не расхохотался в голос. Две незаметные снаружи дырочки, просверленные в очень удобном для наблюдения месте, позволяли видеть всё, происходящее в спальне в районе кровати. Стало быть, девица видела, к кому именно лезла в постель? Или… или Гизелиус умалчивает о чем-то значительно более важном, чем герцогу показалось с самого начала.
Когда через несколько минут, полностью облачённые в дорожные костюмы, милорды важно вышли из комнаты Гизелиуса, Риселла уже стояла у камина с самым виноватым видом, какой только могут принимать особы женского пола. Служанка лазутчицы скромно сидела в уголке комнаты на краешке банкетки, пряча под неказистой шалью руки.
Герцог, несмотря на свой достаточно скромный опыт общения с подобными девицами, был уже вполне осведомлён о небольших дамских хитростях и поэтому только насмешливо фыркнул в затылок идущего впереди Эртрайта. Можно не сомневаться, сейчас на них обрушат море слез и рассказы о внезапно вспыхнувшей горячей любви, затем начнут раскаиваться и умолять о пощаде. И им останется только придумать для аферистки наказание посуровее, дабы никому не повадно было повторять такой фокус.
Устроившись вместе с друзьями на простых стульях возле стоящего посреди комнаты стола, лжегерцог некоторое время молча изучал преступницу, затем подал брату знак начинать допрос.
– Ну, сударыня, – строго произнёс секретарь, устремив на девушку мрачный взгляд, – мы ждём ваших объяснений.
– Ваша светлость… – девушка в отчаянии заломила руки и застенчиво покраснела, – неужели вы заставите меня рассказывать столь интимные вещи в присутствии других мужчин?!
– Вообще-то именно к одному из этих мужчин вы, сударыня, и влезли в спальню, – язвительно заметил Дорданд, – ну а я всего лишь секретарь, человек при исполнении обязанностей и, следовательно, практически бесполый.
Риселла смерила его мимолётным загадочным взглядом и снова застенчиво потупила глаза.
– Я вынуждена сдаться перед вашей настойчивостью, милорды, – сказала она кротко и так беззащитно махнула ресницами, что герцог едва не расхохотался. – Должна вам сказать, я сирота… и граф Юджен Мидреску – мой единственный оставшийся в живых родственник. К сожалению, очень дальний… троюродный дядюшка, кажется, – девушка сделала красноречивую паузу, призванную пробудить в сердцах знатных милордов сострадание, но все упорно молчали.
И милорды, и их сердца.
– Сами понимаете, – печально вздохнув, продолжила она, – дядя был вовсе не в восторге, когда после окончания монастырской школы я переехала жить к нему. Он довольно скуп… и едва терпел моё присутствие. Однако недавно его отношение резко переменилось… он даже купил мне несколько новых платьев и тёплый плащ. Но, увы, вскоре стало ясно, что причиной его неожиданной доброты явилось далеко не сострадание к несчастной сиротке. Вовсе
