был хорошим человеком, именно человеком, а не магом, от того, первым делом он отправился не ко мне, а сразу в Горичи. Думал, разберется сразу с проблемой, а уж после и с бедовой ведьмой.
Да не вышло.
Ингеборг поражения не принял, учеников лучших призвал, да двух иных архимагов. Всю ноченьку маги формулы составляли, рассчитывали удар, взвешивали каждое слово заклинания, по утру разом и ударили в тучи серые, да и проглянуло солнышко. Пробился сквозь мрачный небосвод луч яркий солнечный, и обрадовались маги…
Недолго радовались.
Луч то был всего один, и осветил он три могилки. Только три могилки. Посияло солнышко лишь для них до полудня, и снова за пеленой серых туч скрылось.
Так что к вечеру по мою душу не только Ингеборг заявился, но и ученики его лучшие и соратники верные.
Ох и страшно мне было идти к Славастене на ковер в тот вечер, ох и боязно, а все равно не жалела ни о чем. Умылась, косу переплела, платье заклинанием разгладила, да и пошла, деваться было некуда.
В темном кабинете наставницы тускло горели светильники по стенам, да ярко свечи на столе, и свет их был на вход направлен, так что когда вошла я, никого разглядеть не сумела, взгляд опустить пришлось.
«Ближе, Валкирин, подойди ближе!» – властным, непререкаемым тоном приказала Славастена.
И тогда я вскинула подбородок, сквозь свет, пусть и резал глаза, решительно посмотрела на Ингеборга, что за столом ведьмы-наставницы сидел, и уверенно прошла прямо, в двух шагах от стола лишь остановившись. Не понравилась архимагу моя дерзость. Маги в принципе ведьм за дерзость недолюбливают, а тут ученица-недоросток супротив архимага, чье имя по всему континенту славилось. И потому, зла Ингеборг не скрывал, когда произнес сурово: «Вижу, о содеянном ты не жалеешь».
Не жалела. И скрывать этого не собиралась.
И тогда архимаг спросил:
«Как снять ведаешь?»
«Нет» – и это было приговором.
Молча подошла Славастена – я молча сняла с пальца кольцо ученицы, и отдала ей.
«К ведьмам отправь, на гору, – решил мою судьбу прославленный Ингеборг».
К ведьмам на гору – это значит не видать мне больше столицы, и подруг, пусть и малочисленных, тоже не видать. Не пройтись по вечерним улочкам витрины яркие рассматривая, не забежать в театр, восторженно на талант актерский взирая, и про книги можно было тоже забыть…
Но все сложилось не так.
Едва вышла я, растерянная, расстроенная в коридор темный, догнал меня не абы-кто, а сам Тиромир, восторженная мечта каждой из учениц, остановил, обошел, в глаза заглянул и сказал тихо: «Не грусти, поговорю с отцом и матерью. Твое дело правое, они это знают. Не печалься, теперь я с тобою буду, Веся».
Вот там и тогда свое сердце я ему и отдала. За то, что правой считал, за то, что утешил, что помочь решил, и что… по имени назвал. Да и он полюбил он меня. Я ведь ведьма, я видела любовь. Красивая она, искрится волшебными огоньками,
