ждет ее. Платье притащить на голубятню. И никому, ни под каким видом пусть не говорит, что в свертке и где Степан. Даже дяде Суру.
Верка пропищал: «Есть!» – и убежал. А Сурен Давидович вышел из подвала и скрылся в глубине двора. Постоял чуть-чуть, поправил куртку и ушел.
Вот дьявольщина, он должен бояться Сура! Проклятые гады! Они добрались до Сура, понимаете? Этого нельзя объяснить. Вы не знаете, как мы любили Сура. Теперь Степка за ним следил, а наш Сурен Давидович дружелюбно разговаривал с врагами и сам стал одним из них под кличкой «Квадрат сто три».
– Ну, держись… – пробормотал Степан. Перемахнул через улицу. На бегу бросил связку ключей сквозь решетку в колодец перед заложенным окном подвала. Выглянул из-за трубы и увидел Сурена Давидовича.
А, идешь к голубятне… Знаешь, где искать… Вот он скрылся за нижней дощатой частью голубятни и позвал оттуда: «Степик!»
Боком, кося глазами то на ноги Сура, то в приоткрытую дверь подвала, Степан скользнул в коридор. При этом со злорадством подумал: «Велел наблюдать – пожалуйста…»
В коридоре стояла огромная, коричневого дерева вешалка. На ней круглый год висел рыбацкий тулуп Сурена Давидовича, тоже огромный, до пят.
«Получай свой главный полдень», – подумал Степан, забираясь под тулуп. В кладовой молчали. Сколько времени Верка будет бегать за платьем? Если Малгося пришла из школы и если сразу даст платье – минут двадцать. Пока прошло минут пять. Сур, наверно, обходит подъезды. Только бы Верка не нарвался на него.
Малгося Будзинская – девочка из нашего класса. Она полька, ее зовут по-настоящему Малгожата. Штуку с переодеванием они со Степаном уже проделали однажды, под Новый год, – поменялись одеждой, и никто их не узнавал на маскараде.
В кладовой молчали. Степка, сидя под тулупом, томился. Решил посчитать, сколько раз за сегодня пришлось прятаться. Раз десять или одиннадцать – сплошные пряталки. Наконец заговорили в кладовой.
– Блюдце не посылают, – проговорил Рубченко-Пятиугольник. – Рискованно. Над нами проходит спутник-фотограф.
– Будьте счастливы, перестраховщики, – сердито отозвался Киселев.
Рубченко засмеялся:
– Э-хе-хе…
Степка слышал, как он повернулся на кровати и как заскрипел табурет-развалюха под Киселевым.
– А ты не гогочи, – тихо проговорил Киселев. – Забываешься…
– Виноват, – сказал Рубченко. – Виноват. Капитану Рубченко не повезло, а монтеру Киселеву пофартило.
– Ты о чем это?
– О чем спрашивают!
– Один стал Углом, а другой – Пятиугольником, – пробормотал Рубченко.
– Потому и сидишь в низшем разряде, – наставительно сказал Киселев, – что путаешь себя, Десантника, с телом. Это надо изживать, Пятиугольник. Ты не отключился от Расчетчика?
– Молчит.
Киселев выругался. Рубченко заговорил приниженно:
– Я, конечно, Пятиугольник… всего лишь.
– Ну-ну?
