крепкий еще, но крышу точно надо латать, покосившийся забор и просевшую калитку – чинить, а уж крапиву у крыльца руки так и тянулись подергать. Видно, старушка совсем одна живет, с жалостью подумала она; дети и внуки не приезжают, помочь некому, да и пенсия, наверное, маленькая. По крайней мере, соседка в доме, где Ольга снимала квартиру, постоянно жаловалась на это. Мысленно посчитав собственные сбережения, девушка потянулась за печеньем.
– Это куда ты столько накупила? – всплеснула руками Настасья Павловна. – Вот чумная девка!
– Чай пить, – честно призналась та, выкладывая на стол конфеты, печенье, пряники и коробку чая.
Старушка только головой качала, но кивнула в сторону дома, мол заходи.
– Тогда пойду Лизку звать, раз такое дело, – решила она. – А ты пока за водой сходи. Колодец вон, у дома Ильи Кривого.
Глядя на потемневший от времени бревенчатый сруб, увенчанный двускатной крышей, девушка на секунду ощутила себя героиней сказки. Никогда в жизни Ольга не набирала воду из покосившегося колодца, но действие ей показалось забавным, а вот тащить полное ведро – не очень. За забором кто-то шуршал и чуть слышно хихикал, а как только миновала дом, так метко запустил яблоком между лопаток. Ну точно чей-то внучек развлекается!
– Поймаю, уши оторву! – погрозила кулаком девушка в сторону непролазных кустов сирени. – Тоже мне Робин Гад!
В ответ хихикнули и затрещали ветками в сторону дома.
Кухня в доме старушки оказалась маленькая и низкая, но, на удивление, чистая. Никаких мух под потолком, только изредка по полу проходил сквозняк из открытого окна, принося сухие листья.
– Руки мой и садись, – распорядилась Настасья Павловна, расставляя чашки и блюдца.
На вышитой скатерти, которую только в фильмах видела, стояли пиалки с янтарным медом, блюдца с россыпью ягод и даже нарезанное мясо. Над батареей тарелок гордо возвышался пузатый медный самовар, украшенный тускло блестящими медальонами. Пару секунд Ольга пораженно оглядывала кухонное великолепие, потом присела на лавку, укрытую полосатым полотенцем, потянулась к угощению. Настасья Павловна сноровисто разливала удивительно душистый чай из старого заварочника, потчевала гостью всеми вкусностями, и сама не забывала хрустеть сушками и печеньем, а между делом расспрашивала о делах в городе и о самой девушке. Узнав, что в свои двадцать три живет она одна, да еще на съемной квартире, старушка заохала, мол как так? Как родители одну да без мужа отпустили?
– Ну… Так получилось, – смущенно ответила та, опуская глаза. – Да мне там хорошо, и работа рядом.
Зачем постороннему человеку знать, что родители до сих пор не хотят с ней разговаривать после того, как Ольга в середине года уволилась из школы и сказала, что не вернется туда даже под страхом расстрела.
– Рассказывай давай, чего взгрустнула? – внимательно посмотрела на нее Настасья Павловна. – Не от хорошей жизни ты из дома родного ушла.
То ли чай подействовал, то ли еще что, но Ольга
