недоумевал Костя, опустя руки.
– Очень просто: под штрафом. И до тех пор будете под штрафом, пока не явятся у меня черно-бурая ротонда и лошади. Не подходите близко, не подходите. Стойте там.
– Но ведь сейчас же у меня в лавке была твоя тетка Пелагея Никитишна и сказала, чтобы я приехал. Я прилетел на крыльях любви.
– Тетке было приказано передать вам, чтобы вы явились в театр, на сцену, но вовсе не сюда. Здесь я вас без ротонды и лошадей не желаю видеть.
– Будут лошади, будет ротонда. Пусть только все останется по-старому. Прости.
Костя сложил на груди руки и умильно взглянул на Надежду Ларионовну.
– Когда все будет, тогда и прощу, – отвечала она и спросила: – Говорила вам тетенька насчет ростовщика?
– Говорила, но Лизавета Николаевна не может привезти его сегодня к вам в театр, потому что они уже едут сегодня в балет. У них и билеты взяты. Лизавета Николаевна завтра привезет его. Вот оттого-то я сейчас к тебе и приехал. Прости. Я согласен. На все согласен. Прости.
– Все это вы могли бы сказать вечером в театре. Ведь вам приказано явиться в театр, а вовсе не ко мне на квартиру.
– Ангел! В театре я сегодня не могу быть. Да и зачем быть, ежели Лизавета Николаевна не привезет? Впрочем, что я!.. В театр я также прилетел бы на любовных крыльях, чтобы насладиться лицезрением твоих божественных глазок, но…
– Пожалуйста, пожалуйста, не заводите рацеи… – перебила Костю Надежда Ларионовна.
Тот умерил восторженный тон.
– В театр прискакал бы я на всех парах, но мне сегодня вечером непременно нужно быть дома, – сказал он.
– Что такое у вас стряслось?
– Дядя очень болен.
– Да ведь он и раньше был болен.
– Сегодня днем ему сделалось хуже, и вечером он поднимает к нам на дом чудотворную икону. Принесут ее из церкви и будут у нас служить дома всенощную и молебен.
Ну а при таком случае мне непременно нужно быть дома.
Надо быть на виду. Дядя поминутно может хватиться меня.
Завтра же я во что бы то ни стало буду в театре.
– Ага! Не хочется умирать старому.
– Он не поправится. Положительно не поправится. Все доктора говорили нам в один голос… То есть не ему, а нам только. Ему и до весны не дотянуть. Он даже, пожалуй, и сам знает и вот оттого-то сегодня решил поднять икону. Человек старый, богомольный, так уж само собой…
Костя не договорил.
– Странное дело, что у вас на все есть отговорки… – произнесла Надежда Ларионовна и прибавила: – Садитесь. – Простила? Ты меня простила, Надюша? Вот за это мерси! – встрепенулся Костя и снова бросился к Надежде Ларионовне.
– Не подходите, не подходите… – заговорила та. – А то я убегу в спальню и запрусь там. Сказать «садитесь» – еще не значит простить. Я уже сказала, что прощены вы будете тогда только, когда у меня явятся лошади и ротонда, – Все будет, ангел мой, помоги только денег достать.
– Вот это можно. Для
