ничего не стоят. И все же на моем столе хлеб был всегда.
– Занятие контрабандой – преступление, – отрезал Ляфлер, но его глаза заинтересованно сверкнули. Линия его рта наконец-то смягчилась, и якобинец пожал плечами. Черный рынок в Париже был необъятным и считался неприкосновенным. Его не собирались уничтожать – ни сейчас, ни когда бы то ни было. – Что вы можете мне предложить? – тихо осведомился Ляфлер. Теперь пристальный взгляд его черных глаз был направлен на арестанта.
– Разве вы не расслышали мои слова?
– Мы говорим о хлебе и золоте – или о новом шпионе?
Заключенный еле слышно произнес:
– С той страной меня связывает больше чем просто деловые отношения. Граф Сент-Джастский – мой кузен, и, если бы вы должным образом изучили мою родословную, вам это было бы известно.
Арестант почувствовал, как лихорадочно заметались мысли в голове Ляфлера, и продолжил:
– Сент-Джаст вращается в высших кругах Лондона. Полагаю, он будет счастлив узнать, что одному из его родственников удалось пережить разорение Лиона. Мне даже кажется, что он принял бы меня в своем доме с распростертыми объятиями.
Ляфлер по-прежнему пристально смотрел на него.
– Это – хитрая уловка, – наконец произнес якобинец. – Потом вы никогда не вернетесь во Францию!
Арестант расплылся в улыбке.
– Да, это вполне возможно, – заметил он. – Конечно, я могу и не вернуться. Или могу примкнуть к движению «бешеных», стать верным делу Свободы, подобно вам, и вернуться с такой информацией, которую по силам заполучить далеко не всякому шпиону Карно, – бесценной информацией, которая поможет нам выиграть войну.
Твердый взгляд Ляфлера и на сей раз не дрогнул.
Арестант не стал утруждаться, лишний раз подчеркивая, что преимущества, которые сулит его предложение, – проникнуть в высшие эшелоны лондонских тори и вернуться в Республику с конфиденциальной информацией – значительно перевешивали риск того, что он навсегда исчезнет из Франции.
– Я не могу принимать подобные решения в одиночку, – задумчиво помолчав, изрек Ляфлер. – Вы предстанете перед комитетом и, если сможете убедить его членов в собственной ценности, останетесь в живых.
Арестант даже не шелохнулся.
Ляфлер ушел.
А Саймон Гренвилл в изнеможении рухнул на лежащий на полу соломенный тюфяк.
Глава 1
Поместье Грейстоун, Корнуолл
4 апреля 1794 года
– Жена Гренвилла умерла.
Амелия Грейстоун застыла со стопкой тарелок в руках, уставившись на брата невидящим взором.
– Ты слышала, что я сказал? – спросил Лукас, и его серые глаза наполнились тревогой. – Леди Гренвилл умерла прошлой ночью, пытаясь произвести на свет дочь.
«Его жена умерла…»
Ужас буквально парализовал Амелию. Новости о войне или разгуле насилия во Франции приходили каждый день – сообщения были ужасными, ввергающими в шок. Но
