парткомы, идеологические отделы сидели на своих местах и выполняли свою работу. Нам не позволили в полной мере отразить…
– Почему же вы не боролись, Порываев?
– Мы боролись! Я лично выступал, убеждал, доказывал… Что смогли отстоять – вошло в книгу. Да, там правда – пусть и не вся. На страницах биографии десятков, сотен людей, попавших волею судьбы или коммунистической власти на строительство комбината. Период – с конца тридцатых по пятидесятые годы. Положительные и отрицательные фигуры. Знаменитые и безвестные – например, Иван Глайзер, Иннокентий Елгоков, Пров Сатаров, Василий Тубаев, мой дед Макарий Порываев. И еще многие. Само строительство – это огромное напряжение всех сил. Я лишился иллюзий и ясно осознал, какая это была бесчеловечная эпоха. Ставилась цель, и любые жертвы для ее достижения считались оправданными. Особенно в войну, когда массово гибли не от пуль, а от непосильного труда. Например, вам известно, что на стройке работали азиаты, подвергшиеся трудовой мобилизации? Их число резко возросло в годы войны, и их даже селили в лагере, и тогда они считались «лагнаселением» – словно преступники. Казахи, узбеки, таджики занимались тяжелым низкоквалифицированным трудом, жили в суровых условиях – ну, и мерли как мухи. У нас установлено несколько массовых захоронений прямо на территории комбината. Жизнь ценилась дешевле стали…
– Зачем вы расписываете ужасы, Порываев? У нас, слава Богу, мир сейчас. Двадцать первый век на дворе.
– Пусть мы в дерьме, но не воюем. Вы правы.
– Хорошо, вы меня усовестили. Почитаю вашу книжку.
– Полезно будет. У вас, молодых, не меньше иллюзий. Я мог бы многое рассказать… Но даже на фоне тех трагедий и несправедливостей история вашей бабушки Марьяны стоит особняком… Хотелось бы мне быть объективным, но столько жертв, столько…
– Моя бабушка умерла до войны.
– Это ужасно. Сожалею, но правда всегда лучше… Я вынужден назвать имя вашего родного деда – не Тубаева, а мужа Марьяны.
– Говорите! Хватит уже слов да околичностей…
– У Марьяны Елгоковой еще в школьные годы проявился незаурядный талант пианистки. Музыкальной школы в Кортубине не было. Марьяна уехала в Москву для поступления в консерваторию. Поступила. Там же встретила мужчину – по возрасту гораздо старше ее. По тогдашним меркам весьма удачный брак. Ее избранник – Гранит Решов.
– Ка-ак? Гранит??
– Соглашусь, брутальное имя. Я уже говорил, что под влиянием революционного энтузиазма придумывались имена – Юннарм, Индустр, Авангард, Вилен, Всемир. Правда, такая практика быстро закончилась, и вернулись к традициям. Но тот человек, о котором я веду речь, не получил это имя при рождении – он сам его выбрал. Подобные случаи отнюдь не редкость. Люди меняли имена, фамилии – это был осознанный шаг – как бы отказ от прошлого, от семейного наследства – не материального, конечно, все уже было национализировано. Хотя мой отец остался Гераклидом Порываевым – как решил его отец. Ваш дед поступил иначе.
