это ж сколько везения привалило! почему не всем?
Сатаровы – тоже везунчики. Кортубинские феодалы. Загребли в полной мере – и денег, и власти, зато спокойствия души поубавилось, а страху прибыло. Не секрет, что богатство в России – особенно у первых его обладателей – еще не защищалось силой закона, но сопрягалось с буквальным страхом смерти. Две жизни стояли между комбинатом и всеми желающими его заполучить. Прова Провича не трогали – старорежимный директор сам уйдет, он гордый и больной, зато сынок его больно умный и шустрый, потому опасен. Желательно устранить препятствие. И в Кортубине не замедлил случиться инцидент. В одной из двух парных послевоенных сталинок по бокам Социалистической улицы перед мостом – четырехэтажных, а по углам во все шесть этажей – на пятом этаже, где жил директор комбината с той поры, когда еще не был директором, вечером якобы раздался выстрел. И все – больше ничего – ни подробностей, ни домыслов, ни эмоций. Странная весть молнией промелькнула по Кортубину и сгинула бесследно, не найдя отражение в милицейских сводках, отзвука в масс медиа. Те, кому по долгу государевой службы или по каким иным обязанностям положено, тут же явились на Социалистическую, убедились лично в добром здравии Генриха Сатарова и захлопнули рты. На другой день, как ни в чем не бывало, директор по финансам КМК сидел в своем кабинете в заводоуправлении и плодотворно трудился. Инцидент исчерпан. Забыт, похоронен. Одно лишь – тогда же Генрих срочно улетел в Москву, задержался там не день и не два, а по возвращении его сопровождала интересная парочка. Молодые парни – высокие, розовощекие, рыжеватые, похожие друг на друга – по всему выходили братья, что с первого взгляда не отличить, а со второго заметно будет. У одного брата лицо острее, и сам из себя субтильней, он имел привычку шумно вздыхать и потирать кончик белого носа, а вот второй брат мужественнее, в нем телесная сила уже созрела, лицо более грубовато и неприветливо. А так у обоих на гладких свежих физиономиях господствовало равнодушное, сонное выражение – рыжие брови всегда неподвижны, ресницы короткие, жесткие, а глаза карие. Вот тогда местные впервые увидали настоящих телохранителей. Прям Джеймсы Бонды. Одевались одинаково просто – в черное или серое, без модных изысков. Действовали вполне профессионально – не бегали за Генрихом, не выхватывали пистолеты, но постоянно незаметным образом оказывались рядом, двигались неслышно, рты не разевали и свою задачу отрабатывали – больше никаких опасных инцидентов с Генрихом не происходило. В Кортубине телохранителей наградили остроумным прозвищем – два брата – акробата – они действительно были братьями по фамилии Клоб. Надо ли приводить образцы местного юмора? и Клобы, и клопы, и жлобы и пр. В течение нескольких месяцев Генрих и Клобы не разлучались – везде, кроме, собственно, комбината – Пров Прович резко заявил, что перед работягами глупо комедию ломать. Кстати, Клобы охраняли лишь Генриха, отец отказался – его уговорили
