бормочет себе под нос, что от усталости ей мерещится всякое, и идет прямо ко мне, смотрит в упор сквозь меня, сжимая в руке мою куколку. Опускается крышка. Звук маминых шагов растворяется в тишине спящего дома.
Я просыпаюсь замерзшая. Сначала не понимаю, где я, и только потом вспоминаю. Я лежу, вжавшись лицом между дров, в щеку вонзаются щепки. Откинув тяжелую крышку короба, я выбираюсь наружу, стряхиваю с себя пыль и жуков, счищаю липкую паутину. У меня болит шея. Я растираю ее, глядя на луг. Дождь закончил рассказывать свою сказку, и теперь все блестит и сверкает. Все, кроме меня; я – промокшая, грязная личинка, выползающая из ночи. Я не знаю, что произошло, и у меня нет времени на раздумья. Папа скоро проснется, если уже не проснулся. Кое-как вытерев грязные ноги о половик, я медленно открываю входную дверь. Замираю, прислушиваюсь и жду, не раздастся ли в глубине дома звук папиных шагов или, может быть, мама меня позовет. Как звала ночью. Она меня видела или нет?
В доме тихо, лишь тикают старые часы. Тик, тик, тик. Я ползу вверх по лестнице, как паук. Прежде чем я добираюсь до верхней ступеньки, из часов вырывается крошечная деревянная птичка. Хотя она и не издает ни звука, но по-прежнему пугает меня до дрожи. Я снова прислушиваюсь, но ни мамы, ни папы не слышно. Они еще не проснулись. Я пробираюсь на цыпочках мимо их спальни, захожу в свою комнату, закрываю за собой дверь.
Задираю ночную рубашку, сажусь на горшок. Ох, еле успела.
Я закрываю глаза, радуясь, что вернулась домой.
Takk, Один.
Ворон
Ворон сидит на трубе, наблюдает за происходящим внизу. Дождь льет сильнее, но ворона он не заботит, гладкие черные перья легко отталкивают воду. Он должен увидеть, нашла ли она то, что ищет – что искала еще до рождения дочери. Что они оба не могут найти слишком долго.
Иногда ее дух забредает в его сновидения, тоже ищет. Он знает, что ей самой это неведомо. Это просто забава для сестер, прядущих Судьбу. Урд, эта дряхлая старуха, сплела нити трагической саги для них обоих. Но Скульд – чей лик скрыт под вуалью – распускает плетение двух сестер. То, что будет, спасет нас всех. Это значит, что когда-нибудь где-нибудь они оба проснутся в своем истинном облике. Он подождет. Он дождется, когда она исполнит свой долг жены, свой долг матери. Он дождется, когда ее кожа увянет и сморщится, грудь высохнет и обвиснет. Он приветствует неумолимый ход времени. Все это иллюзия, убедительный морок. Он знает, какая она настоящая.
Ему так хочется ей помочь. Он искал всюду, в разных обличьях: кабана, кролика, даже цыпленка. Но ничего не нашел. Сестры умны; они умеют хранить секреты. А муж и ведать не ведает, что ему помогают колдуньи, плетущие судьбы миров.
Девочка выбегает из леса так быстро, будто за ней гонится дикий зверь. Щупленький беловолосый эльф, сплошные коленки и локти. Он вытягивает шею. Его зоркий вороний глаз смотрит пристально, не мигая. Как ни странно, но его ревность давно унялась. Ему интересно за ней наблюдать; она игривая и любознательная, как озорной щенок, и он возвращается вновь и вновь не только ради Маевы, но и ради малышки. Миновало семь
