в деталях каждую страницу. Румб еще не одолел всю книгу целиком. Читал до половины ночи и дошел только до сто двадцать восьмой страницы. И вот при чтении именно этой страницы у него внутри словно что-то щелкнуло. Вначале щелкнуло, а потом открылось. Он увидел одновременно весь мир и понял, что наш бескрайний и бесконечный мир – это одна лишь ПУСТОТА. И в этом мире нет ничего, кроме торжествующей и бесконечно прозрачной ПУСТОТЫ. Он не смог продолжить чтение, потому что был переполнен ПУСТОТОЙ.
Да, Юра Раздевалов всегда входил в его положение. Единственный, кроме Лины, кто понимал и принимал его увлечение. Надо бы ему позвонить.
– Привет, Кентухи, куда запропастился? Ты в порядке?
– Кто это, Румб, что ли? – ответил Кент. – Вообще-то именно я должен спросить: почему ты не звонишь? Когда Кент был еще Юрием Пантелеймоновичем, известным предпринимателем Раздеваловым – сейчас в это трудно поверить, – часу не проходило, чтобы ты не звонил.
– Не обижайся, Юрка, закрутился – работа, девушки и все такое. Был вчера у Шародея, – сообщил Румб, – думал и тебя навестить, он сказал, что ты отбыл в неизвестном направлении. Где обретаешься в настоящий исторический момент?
– В город переехал. Пора завязывать с жизнью бомжа. У меня, кстати, шикарная жилплощадь. Пока без оформления права собственности, но бумаги – дело наживное. «Не все сразу, хорошего понемножку», – сказала бабушка, вылезая из-под трамвая.
– При чем здесь бабушка? – удивился Румб.
– Бабушка подумала, кто-то покусился на ее честь, а это оказался всего лишь трамвай.
«Что я несу, что за солдатский юмор? – подумал Кент. – Арест, жизнь отверженного, года хватило, чтобы потерять человеческий облик. Раньше я считал себя воспитанным и довольно неглупым. А может, всегда был балбесом?».
– Извини, Румб, шутка вроде неудачной получилась, – добавил он.
Тот хмыкнул в ответ:
– Ничего тебя не меняет. Сколько ни бьет жизнь – опять ты за свое. Не люблю скабрезностей.
– Помилуй бог, какие скабрезности? Я теперь вновь как мальчик. Девушек боюсь, боюсь и стесняюсь. Давно забыл, что есть на свете существа прекрасного пола. Не до женщин мне… На улице то жара, то холод, то сухо, то дождь проливной. А я вечно в поисках пищи. Живу, как монах, вместе с Люси́́ акридами питаюсь.
– Кто эта Люси́́?
– Не то, что ты подумал. Домашняя ящерица из мошкаровского леса – вот, кто такая Люси́́, – любезно согласилась переехать со мной на новую квартиру. И никаких девушек.
– Хочешь, чтобы тебя пожалели? – ответил Румб. – Не дождетесь, Юрий Пантелеймонович. Вы уже получили свою порцию плотской любви. Вволю погуляли в середине девяностых, от души потрудились на ниве постельных утех.
– Жаль, что лучшая сторона жизни мне теперь не по зубам. Был бы в форме, постирался бы, помылся, прошелся по старой клиентуре,
