ссива Фараллоенс-Де-Кали. Эти горы являлись частью гряды Кордильеры Оксиденталь. Хотя это было самое низкое погорье Колумбийских Андов, его обрывистые утёсы очень эффективно отгораживали город от ветров, веющих с Пацифика. Что в итоге консервировало жару́ в улицах Кали. Тяжёлый воздух, насыщенный выхлопными газами автомобилей и выбросами промышленности, которые смешивались с отработанными струями кондеционеров, просто не имел никакой возможности раствориться. Он вяло и неподвижно висел дряблой дрожащей завесой в уличных трущёбах и в широких аллеях.
Но в этот поздний полдень небо на юге от Кали удручающе темнело, переходя из угрюмой синевы в тяжёлую тьму. В течении ночи ветер, который сейчас был почти неуловим, окрепнет и принесёт грозу в Кали.
*****
Сколоченная из тонких досок харчевня недалеко от автомагистрали №25 ютилась в тени деревьев лесопосадки шириной в шесдесят метров, находившейся рядом с полосами, ведущими в Кали. Все окна харчевни были распахнуты, а под её потолком крутился, периодически заунывно поскрипывая, четырёхлопастый вентилятор. Прохладнее или свежее чем снаружи воздух в харчевне в следствии этого всё равно не становился. Он был глубоко насыщен запахами старого фритюрного жира и прогорклого пролитого, дешёвого пива. Из-за этого он был вязким и приторно липким.
У барочной стойки, служившей одновременно и прилавком, стояли двое усталых мужчин. Один был шофёром-дальнобойщиком, второй чумазым подёнщиком, вкалывавшим на полях ферм, лежащих в округе Кали. Оба мужчины ждали заказанные ими эмпанады. Пока эти колумбийские подобия чебурек из фритированного теста со всевозможными начинками, готовились на кухне толстоватой поварихой, оба посетителя харчевни прихлёбывали маленькими глотками пиво из массивных стеклянных кружек. Харчевщик, стоявший за стойкой, смотрел вдаль, озабоченно погрузившись в свои мысли и не замечая своих посетителей. При этом он меланхолично отмахивался от двух мух, которые пытались приземлиться на его потной, красной шее. Когда с пивного крана срывалась желтоватая капля и тихо и смачно плюхалась в подставленный стакан, харчевщик флегматично смотрел на него. После чего его взгляд начинал блуждать по пространству перед стойкой. Там стояли пять столов, окружённых двадцатью стульями. Раньше ими живо пользовались многочисленные посетители. А теперь и столы и стулья пустовали.
За исключением стола у окна, за которым одиноко сидел третий и последний клиент харчевни. Он был единственным, который свои эмпанады захотел скушать в здесь, а не брать их с собой. Углубившись в принесённую с собой газету, этот белый мужчина, сидевший у открытого окна, слегка отрешённо жевал свои румяные эмпанады, то и дело прихлёбывая из бутылки местное пиво. Но при этом его взгляд каждые пару дюжин секунд внимательно зондировал окружение. Мужчина выглядел при этом хотя и уверенно и спокойно, но одновременно и так, словно он ждал чего-то, что могло обернуться довольно непрятно. Так держались довольно многие мужчины в Сантьяго-Де-Кали. Но у этого просвечивало в его почи неощутимо самонадеянной манере вести себя, типичное высокомерие американца. И хотя он попросил пиво А́гуила не в стакане, а в закрытой бутылке, туристом он однозначно не был, а наверняка уже довольно долго мыкался по Колумбии. Его загар был темным и давнишним, а эмпанады он заказал на местном испанском, причём без акцента. Его брюки, кожаные туфли и шёлковая рубашка соответствовали своим кроем утончённо-формальному стилю колумбийских городов – он был одновременно не настолько шикарным, чтобы его носитель притягивал внимание грабителей, но и одновремнно настолько вальяжным, чтобы американеца свободно впускали в любой престижный ночной клуб. Возможно, он барыжил с наркобаронами или был наборот следователем американского управления по борьбе с наркотиками УБН. Он мог быть и много повидавшим журналистом и даже агентом внешней американской разведки ЦРУ. В Колумбии из-за наркотических междуусобиц и гражданской войны было полно людей всех этих разновидностей. Кем бы жующий эмпанады американец ни был, он однозначно что-то скрывал. Так как несмотря на жару, свой пиджак он не снял. Причём тот даже был застёгнут почти на все пуговицы.
Ничего из этого не интересовало ни шофёра, ни подёнщика, оба просто игнорировали американца.
Харчевщик также не чувствовал себя из-за него некомфортно. Его заведение хотя и служило перевалочным пунктом для наркотиков, но только для сравнительно небольших поставок. И ни американское управление по борьбе с наркотиками, ни колумбийская Национальная Полиция об этом не знали. В этом его наркобароны заверили. И – это так оно и было. Ведь и агенты, и полицейские, которые за последние три года заглядывали в харчевню, хотели лишь купить покушать.
*****
В проёме в кухню звякнул колокольчик. Харчевщик пришёл в себя и обернулся. Повариха, с распаренным от жары лицом, удручённо посмотрела на него и попыталась улыбнуться. Этого у неё однако не получилось. Избегая её озабоченного взгляда, харчевщик взял тарелку с луковыми эмпанадами. Он высыпал их в полейтиленовый пакет и протянул его шофёру. Тот заплатил за эмпанады и пиво, коротко простился и пошёл к выходу. Вскоре его
