поколение – свидетель гибели вождя.
– Лазарь, – сказала Валечка, – ты только не волнуйся.
– За что, моя былинка?
– Ты помнишь: Темрюк, дырявая баржа, артобстрел, Лупенков?
– Было дело.
– Он берет тебя в ГРОБ.
– Сука.
– Дурак! Так институт называется, а тебя не сегодня-завтра из прокуратуры погонят.
– За что?
– Было б за что, убили бы.
С этой минуты вокруг него заблуждали огни, что-то вроде электронного сияния. Он влез в ванну. Тер тело щеткой, смывая с себя обморок. И тем не менее, как на лифте, быстро и легко, очутился в новом бреду. То есть в еврейском мире.
… Толпа пылила на юг. Шли пешком. Толпы текли по земле, как вода по водосточным трубам. Евреи шли к Одессе. Они вздыхали, но не останавливались.
Лазарь шел во главе колонны, прихрамывая для солидности. Сзади кричали:
– Не толкайся! Не толкайся!
Та к невтерпеж было некоторым. На лестнице Ришелье Мосфильм запечетлевал потрясающую картину: евреи шли с рюкзаками и чемоданами, со швейными машинками и электрокаминами, с сервантами, картинами, роялями. Двое штатских в шортах стояли у камеры, когда мимо проходил Лазарь. Пленка у них давно кончилась. Просто из камеры лучше видно.
Огромный корабль загружался день и ночь, и лучи прожекторов метались, как безумные.
Лазарь занял капитанский мостик.
– Рубите концы! – командовал балабус.
И евреи «рубили концы».
Белобрысый мальчик с рыжими пейсами читал на память: «И сказал Гашем Ною: войди ты и семейство твое в ковчег, потому, что тебя увидел праведным передо Мно в этом роде».
Та к он читал. И показалось толпе, что воды слились с небом и пришел потом на землю. Ничего кроме воды, евреи не увидели, и заплакали женщины, поминая захлебнувшихся: гешефтников, меломанов, графоманов и прочих манов. Вода – дура, она топит без разбора.
Слезы женщин стекали в Черное горькое море.
– Мы только и остались, – шептали несчастные. – Мы и тот белобрысый с пейсами.
– Храм на небе, – шептал мальчик.
– Не рухнул бы Храм, – сказал лейтенант Лупенков.
Но мальчик с пейсами, в широкополой шляпе, накинул на плечи талит и поднял стакан с водой для благословения, и вдруг заразительно засмеялся. Мужчины толкались у раздачи, но доставалось вино только «по маме».
– А по папе?
– Вкалывать будешь по папе. Окей?
– Это демократия? – спросила Валечка.
– Не еврейских жен за борт, – крикнул Лазарь.
– Я тебя в Израиле достану. – замахнулась Валечка.
– Ты в Израиле «никто».
– А мы? – спросили сто миллионов китайцев.
– На то и потерянное колено, чтобы больше не искать, ляпнул сосед Ваня.
И зря. Теперь никакой гиюр ему не
