сказать… если честно.. Свой долг я ему так и не отдал, как-то не пришлось…
Что-то вроде смущения появилось на его лице: очевидно, он вспомнил, что задолжал садовому товариществу, справедливо полагая, что долг другу или кредитной организации – это одно, а долг родителям – совсем иное.
– Эти деньги все равно на жену и ребенка ушли. Сам я могу жить достаточно скромно, в отношении одежды непривередлив. Машину, конечно, пришлось купить – и такую, чтобы не было стыдно перед клиентами, да и то больше по настоянию жены. Она в основном и пользовалась этой машиной, пока я ей не купил уже свою.
– Кстати, – сказал Герман, заметив мой сочувственный взгляд, – только не подумайте, всегда желанный гость, что это и есть та история, ради которой я позволил себе завладеть вашим драгоценным вниманием.
Верно, вино подействовало на него, потому что в его речи появились обороты, свойственные людям с «прошлым». Чтобы потешить самолюбие и вызвать к себе интерес, они нередко обнаруживают склонность к «литературщине». Сосед мой также не удержался от соблазна.
– Не раскрываю всю подноготную и пропускаю психологию, связанную с пошлейшим событием в жизни мужчины – наставлением рогов, не взываю и к сочувствию, рассказывая о «страданиях», которые, разумеется, имели место. Все это уже предмет глубокой древности. И, кстати, чтобы не мучить вас напрасно загадками, скажу, что супруга моя, с коей я в разводе, навещает меня регулярно и, можно сказать, поддерживает материально. Только отмечу как факт: страдал и не спал ночами. Вино не помогало, и приходилось прибегать к снотворному. Рассудите сами: иначе нельзя было исполнять обязанности руководителя организации, насчитывающей к тому времени уже более двухсот офисных служащих, не считая тех, кто не числился в штатном расписании.
На работе я теперь засиживался допоздна. Мне и раньше покойнее работалось, когда все уходили, а уж теперь и тем более возвращаться домой было противно. Работал, пока это не становилось уже неприличным: ведь все – от офисных работников до охраны – понимали причину такого самоотверженного труда. Партнёр мой по тем же основаниям сидел в одном из структурных подразделений и в головном офисе появлялся лишь в случае крайней необходимости. Мы общались нарочито «по-деловому». Я даже сам иногда звонил ему по какой-нибудь надуманной причине, будто ничего не произошло. Это не выглядело секретом, но полностью управлять собой я, конечно, не мог: вёл себя так, как многие мужики в моем положении. Товарищ принимал участие в этой неудобной для каждого из нас игре. А что нам было делать? Делить бизнес и расходиться? Раздел бизнеса – операция непростая, требующая трезвого подхода, причина же раздела – психологически крайне неудобная.
В таком кошмаре прошёл месяц. Не знаю, как я выдержал. Спасало меня пресловутое мужское самолюбие, не позволявшее раскисать, и работа, требовавшая постоянной отдачи. Так
