Ненашев. – Что же это они такое умеют, чего я еще не видел?
– Э, дорогой, об этом словами рассказывать – все равно что коньяк по телевизору смотреть! Разве это словами объяснишь? Ладно, слушай, тебе скажу, как родному. Понимаешь…
Он приблизил толстые лиловые губы к розовому уху депутата Государственной думы Ненашева и начал что-то негромко, но со смаком ему втолковывать – что-то крайне заманчивое, судя по изменившемуся, заинтересованному выражению лица господина народного депутата. Майор Кольцов, с интересом прослушавший их беседу, беззвучно отступил еще на шаг, повернулся к разрыву в живой изгороди спиной и быстро зашагал, озираясь по сторонам, туда, где осталась машина и где его, наверное, уже хватились.
Он шел, ускоряя шаг, и думал о том, что не напрасно потратил время. Теперь ему окончательно ясна причина владевшего им скверного настроения. Просто он, наверное, стал уже достаточно опытным работником, чтобы количество перешло наконец в качество, и в нем развилась некая новая способность – способность, даже не владея информацией, заранее предчувствовать неприятности. Собственно, ничего нового в этой способности не было – она существовала всегда и называлась интуицией. Другое дело, что богатый опыт Кольцова позволил его интуиции по-настоящему развиться, и доказательством тому служил сегодняшний случай. Он ведь сразу почувствовал, что Ненашев явился сюда неспроста, и цель его визита, как выяснилось, была напрямую связана со служебными обязанностями Кольцова. Разумеется, Ненашев не затевал ничего против президента лично, но Косарев, компромат на которого депутат обещал передать кавказцам, – это уже было близко к нему.
Пожалуй, даже слишком близко.
Думая об этом, Кольцов не заметил молодого человека в спортивном костюме и белоснежных кроссовках, который, выйдя из-за живой изгороди, остановился посреди дорожки и проводил его долгим, задумчивым взглядом.
Ни одного такси на стоянке почему-то не оказалось, и Кольцов, немного потоптавшись у края тротуара с поднятой рукой, решил ехать на метро. Был час пик, машины катились через площадь плотным рычащим потоком; майор подумал, что в метро будет тесно и душно, но зато до дома он доберется намного быстрее, чем поверху, – при всех своих недостатках поезда метро никогда не застревают в пробках. К тому же в Москве шел мелкий и серый нудный дождик, конца которому не предвиделось. Проносившиеся мимо машины тянули за собой полупрозрачные хвосты мельчайшей водяной пыли, выхлопные газы ядовитым сизым туманом льнули к мокрому асфальту. Дождь оставлял на губах отвратительный железистый привкус, как будто лился не из облаков, а из ржавой цистерны, в которой его продержали лет двести; пока Кольцов добрался до входа в метро, волосы у него на голове совсем намокли, а одежда сделалась влажной, потяжелела и стала неприятно теплой, как остывший компресс.
В метро, как и следовало ожидать, царили толчея и давка. Воздух здесь был теплый и влажный, как в моечном отделении общественной бани; он казался густым, как суп, и каким-то нечистым,
