ванной медленно остывало тело.
– Нос ты ему сломал, – сообщил Гаврилыч, рассеянно наблюдая за извивами дымных колец, которые лениво перемещались в конусе света от лампы под старомодным, бархатным с золотыми кистями абажуром.
Алехин осторожно пошевелил плечами. Плечи болели, а также ребра и все остальное. «Хорошая вещь, ментовская дубинка, – подумал он. – Без малого неделя прошла, а болит, как будто дело было вчера. Еще свежи воспоминанья… Вот это и называется: против лома нет приема, окромя другого лома… Козлы».
– А челюсть? – спросил он с надеждой.
– Отделался вывихом, – проинформировал его начальник охраны.
– Жалко, блин, – с искренним разочарованием сказал Алехин.
Одинцов скосил в его сторону ничего не выражающий взгляд и опять сосредоточился на выдувании дымных колечек.
– Кретин, – сказал он, когда запас дыма в его легких иссяк и последнее кольцо, зацепившись за край абажура, порвалось и расползлось в стороны сизым туманом. – Жалко ему. Ты хотя бы понимаешь, что за такие дела у нас за проволоку сажают?
– От сумы да от тюрьмы… – гадая, к чему весь этот разговор, довольно легкомысленно пробормотал Алехин.
– Тоже правильно, – неожиданно легко согласился Гаврилыч. – Но ты все равно дурак. И везет тебе, как всем дуракам.
– Это в чем же, интересно узнать, мне повезло? – удивился Юрий.
– Отвечаю по пунктам, – сказал Одинцов. – Пункт первый. Во-первых, тебе повезло, что менты подоспели вовремя и этого борова ты покалечил не слишком сильно. Иначе сидеть бы тебе, дураку, до второго пришествия.
Протянув руку, он взял со стола плоскую бутылку, наполнил рюмки, вяло отсалютовал своей рюмкой Алехину и выпил залпом, как лекарство. Юрий последовал его примеру. В зале игровых автоматов возили швабрами по полу и негромко переговаривались дневные уборщики, где-то противно жужжал пылесос, из коридора доносился стрекот кассового аппарата – в кассе подсчитывали ночную выручку. Бармен Валера за стойкой, широко зевая, перетирал напоследок стаканы – тянул последние четверть часа перед сменой. Заведение было закрыто на пересменку; снаружи давно наступил день, но тут, за опущенными бархатными портьерами, все еще длилась насквозь прокуренная, хмельная, подсвеченная неяркими цветными огнями ночь.
– Пункт второй, – поставив рюмку на скатерть и одобрительно крякнув, продолжал Одинцов. – Тебе повезло, что минимум трое свидетелей видели и согласились подтвердить, что этот жирный фраер первый тебя толкнул.
– Да ну? – вяло изумился Алехин. – Никогда бы не подумал.
– А зря, – заметил Гаврилыч. – Ты еще слишком молод, чтобы быть о людях такого плохого мнения.
– Видел много, отсюда и мнение, – огрызнулся Юрий.
– Ни хрена ты толком не видел, – спокойно возразил Одинцов. – А что видел, того
