придется уехать? – Спросила я, более резким тоном, чем собиралась, не веря каждому своему слову.
– Возможно не придется, только вот… моими вы не будете. Потому, что ваш законный опекун теперь Лиза. – Ответила тетя Таня.
– С какой это стати? – Я не на шутку завелась. – У нее не было ни единого шанса!
– У нее было гораздо больше шансов перед законом, чем у меня. Она является вам тетей по крови. Но есть и хорошие новости. Пока что ее опекунство над вами только на бумагах. Это для того, чтобы вас не забрали в детский дом, а вот к себе вас забирать она еще не собирается. Возможно это произойдет немного позже.
Отлично! Я засияла от счастья, ведь какая разница, что Лиза оформила опекунство, мы все равно еще будем жить здесь! Пусть даже в бедности, в маленьком, но таком родном доме. А когда мне исполниться восемнадцать никаких прав на меня она уже иметь не будет.
Я ни на что не хотела променять спокойный пейзаж за окном, где тихо плещется вода в реке, шумит ива и шелестят вековые тополя. Когда совсем нечего кушать, мы с Питером смело рыбачим на берегу, как взрослые, потом радостно прихлебываем уху со свежеиспеченным хлебом, который я неплохо научилась печь.
Но сейчас за окном январь, частые вьюги не дают выбраться из дома, поэтому Питер практически не ходил в школу, а я не могла так часто подрабатывать нянечкой в детском саду.
Через месяц в дом пожаловали новые гости. Мы смотрели на мужчину и двух женщин, одетых в деловые костюмы, с папками и бумагами в руках. Они спросили у тети Тани где находится Елизавета Макенова – законный опекун, но тетя Таня соврала им, что та просто по делам в городе.
Однажды, проснувшись холодным февральским утром, мы заметили, что все дороги покрыты очень глубоким слоем снега. Вьюга прекратилась и снежинки всю ночь тихо и равномерно укрывали тропы. Сегодня я собиралась пойти на работу потому, что денег не осталось совсем, а холодильник опустел еще позавчера. Тетя Таня, как обычно, приносила что-нибудь на обед, но так как теперь между нашими домами непроходимые сугробы, которые быстро не расчистить, нужно было выкручиваться самим. Я почувствовала знакомое сосущее под ложечкой ощущение. Я привыкла к нему с самого детства. Мама часто работала, но денег у нас не было, чтобы покупать все необходимое. Питались в основном супом или попросту картошкой с квашеной капустой. Поэтому, стараясь баловать нас, она частенько готовила именно пироги и торты, чтобы забыть о том, что завтра снова непростой день. К нам постоянно приходила хозяйка дома и требовала оплату. Да, мы снимали этот дом. Я помню то, как однажды подслушивала разговор мамы и хозяйки, лежа под одеялом, притворившись спящей. Они говорили приглушенными голосами. Питер уже спокойно спал, а и ему было все равно, он был тогда совсем маленьким. Но вот я ясно помнила мамин тихий голос, умоляющий дать еще немного времени, потому, что она снова не получила зарплату вовремя. Хозяйка была высокая дама лет пятидесяти в балахоновых длинных платьях из дорогих тканей, все время в шляпке, перчатках,
